Денис Грушевский - Прогулка по садам Хорса

Вот тут-то и началась развязка данной вакханалии. За окошком вдруг резко начало темнеть. Во второй раз за несколько дней, солнце для писателя утратило свой свет. Алое вино, смешанное с горечью, а может и молоко с беленой, коими ведьма потчевала писателя, мощным залпом вырвалось наружу. Враз потемнело как ночью. Снаружи избы начали раздаваться какие-то посторонние звуки. По мере своего приближения, звуки эти возрастали, пока не превратились в громоподобные грохоты. Бабушка сразу же от страха лицом побелела, несмотря на весь сантиметровый слой тонального крема. Облезлая кошка, смекнув, что пиршество окончено, а значит ждать хорошего более нечего, кошачьим предчувствием своим, уловив беду, испарилась из виду со скоростью вырвовавшегося из светила фотона. Тем делом кто-то постучал в дверь, а затем и в окно… Более того, показалось, что избу начали расшатывать. Дьявольским гортанным хрипом с улицы произнесли: «Отдай его немедленно нам!» Бабка изменилась до неузнаваемости. Отбросив в сторону всё кокетство да прочую придурь, старуху теперь колотило, будто её катили на спущенном колесе по бездорожью. Поборов оцепенение, и кое-как совладав с собой, она резвостью своей, обогнав любую макаку, схватила писателя да потянула к люку погреба.

– Скорее! – перейдя на шёпот, трясущимися губками молила бабуся. – Тебя не станет, тогда и все мы пропали. За тобой явились… Беги, соколик! Беги!

С этими нерадостными словами, бабуля, не дав писателю опомниться, открыла люк погреба да в него писателя спихнула. Полетел писатель кубарем. Пролетел метра три, да упав, больно треснулся копчиком о землю. Сразу подскочил, огляделся. Наверху остался пол избушки, а стояла она действительно на курьих ножках диаметром своим, не уступающих доброму тополю, каждая. В данную минуту ножки эти от страха переминались с ноги на ногу, отчего изба наверху заходила ходуном. За периметром избушки в тот миг маячили какие-то явно недобрые сущности, а тени, испускаемые ими, видны были даже в кромешной темноте. Пустота, беременная монстрами, да и только. Неожиданно звон битого стекла с последующим треском разрезали пространство. В избе наверху началась невообразимая суета, закончившаяся душераздирающим воплем. Вероятно, одна из злобных тварей высадила оконную раму и просочилась внутрь. За визгом, от которого волосы зашевелились на голове, через щели в полу и погребную крышку на писателя закапал дождик из тягучей багряной массы. За секунды дождик превратился в ручеёк, а в воздухе запахло свежей кровью. Судя по всему, бабулю укокошили и распотрошили, причём сделали это, даже глазом не моргнув… Вжался писатель в одну куриную ногу, да удумал было пропадать, как неожиданно спасение пришло оттуда, откуда писатель и вовсе не ждал. Вдруг из темноты прямо к писателю гуськом подскочил Алексей Егоров – он же автор и ведущий замечательной передачи «Военная приёмка». Мелькнуло в головушке писателя, что не так давно помечал он данного ведущего в своём небольшом очерке. Опять загадка. Правда, времени на отгадку Алексей не дал ни микросекунды. Приложив указательный палец к губам, а самого писателя сложив гуськом подобно себе, ведущий повёл писателя прочь от данного чёртова места. Прикрываясь мелким кустарником, добрались эти двое до лесополосы где, пробежав ещё пару километров, писателю было велено лечь в кусты, как назло рядом с муравейником, да лежать, притворяясь мёртвым до восхода светила.

* * *

С приходом голого света, который удумал появиться часов так через десять после ночного кошмара, писатель не выдержал и, весь искусанный муравьями, выскочил из своего укрытия. Рядом на небольшой полянке дремучего непроходимого леса хлопотал Алексей Егоров. Хлопотал, прежде всего, возле огромной военной машины, пытаясь оную завести. Техника на грани фантастики всячески сопротивлялась и наотрез отказывалась слушаться ведущего. Убим, а это был именно он, расшифровывался как «Универсальная бронированная инженерная машина», а предназначался для прокладки дорог, разминирования, строительства насыпей и преград, а так же прочих армейских нужд. Только когда Убим, как полагается, словил нагоняй от Алексея и был назван бесполезной консервной банкой, мотор откликнулся приятным рычанием. Алесей Егоров тут же надел танкистский шлемофон, да полез было в кабину, совершенно не обращая внимания на писателя…

– Постой! А как же я? – робко промямлил писатель.

– А что ты? – невозмутимо отвечал Алексей. – Топай по проложенной колее и порядок. Убимка для того и создавался, чтобы такие как ты могли спокойно преодолевать препятствия. Ступай по следам от наших гусениц, и рано или поздно выйдешь к людям.

– Быть может, мне лучше с тобой поехать? Честное благородное слово – не помешаю, – с надеждой в голосе обронил писатель.

– Что ты!.. Нашёл о чём просить!.. Военная тайна! Машина засекречена, и только проходит первые испытания, – категорически отказал Алексей Егоров и, прежде чем браво газануть, добавил: – Думать надо, прежде чем рот открывать!

Всего за какие-то пару минут грозная машина исчезла из виду, валя на своём пути любые деревья и кустарники. Лишь где-то впереди всё ещё раздавался раскатистый вой мотора. Ничего не оставалось, как двинуться в путь по зачищенной просеке. В остальные стороны, куда ни глянь, везде присутствовала одна непролазная чаща. Движение началось вяло, безрадостно, даже можно сказать где-то местами уныло. Оно и понятно: неподготовленному человеку в лесу всегда сложно, а тут писатель, тяжелее карандаша да стакана отродясь в руках ничего не держащий. Брёл горемыка, спотыкаясь о пеньки и валежники… Нестерпимо жалила вся кровососущая лесная сволочь. Гнуса было столько, как если бы неподалеку имелось болото или какой другой рассадник, но никакого водоёма, хоть убей, по пути не попадалось. – Уж лучше бы меня слопала та нечисть, которая освежевала старуху, – думалось писателю в особо трудные периоды минутных слабостей.

– Ау! – орал писатель, иногда делая короткие остановки. – Есть кто живой?

– Ку-ку! Ку-ку! – отвечала ему кукушка с дерева.

– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? – спросил в какой-то момент писатель.

– Аллах его знает! – отвечала человеческим голосом кукушка. – До обеда, думаю, протянешь, а там два варианта: либо заново скопытишься, либо поболтаешься ещё чуть-чуть в качестве заготовки.

От бессильной злобы, запустил писатель в кукушку шишкой, да не попал. Шишка отскочила да прямо лакомившемуся малинкой неподалеку мишке в лоб. Мишка рассердился и ногою топ… Пришлось от такого пассажа со скоростью реактивной торпеды забираться на кедр и пережидать пока косолапый не исчезнет. Главное горе, однако, ждало писателя далее. Пропутешествовав ещё с несколько часиков, да набив себе все мыслимые и немыслимые синяки и царапины, а от ягод неизвестных оскомину во рту получив, писатель упёрся в тупик. Ничего не понимая, уставился он на забор из молодых ёлочек, коим заканчивалась дорога. Ни вправо, ни влево не шло, ни единой тропинки. Складывалось ощущение, что Убим попросту испарился, или же обретя вертолётный винт, поднялся в небо да бывал таков. Ещё выходило, будто Алексей Егоров писателя по-свински надул, а может и совсем посмеялся забавы ради. Может и того хуже: писателя выставили подопытным кролем для очередной серии «Военной приёмки». Одним словом, оказал Алексей Егоров писателю медвежью услугу – окончательно того заблудил. Поразмыслив с полчасика, набравшись сил, писатель свернул вправо, да принялся пробираться сквозь двухметровую крапиву. Через минуту писателя стало не узнать. Все незащищенные одеждой участки тела покрылись огромными волдырями.