Семен Ханин - Первая зорька

Была одна маленькая проблема. Даже не проблема, проблемка: хранить денежки в банке в родной стране было глупо. Страшно ходить ночью по темным переулкам, а хранить деньги в банках, которые рассыпаются в прах при первом дуновении ветерка, – безрассудно. Раз уж получилось заработать копейку, сохранить ее – задача святая. И Иван Евсеевич думал о ней со всей подобающей серьезностью. «Оно ведь как? – говорил Евсеевич. – Банк – как приличная девка, без конфетно-букетного периода не даст. Или соглашайся на гулящую, или вперед, к вздохам на луну, букетам, робким поцелуям и стихам Есенина. Стоящий банк – как стоящая девка, тоже ценит, в первую очередь, свою репутацию, так как это все, чем отличается он от других подобных. А значит, noblesse oblige (положение обязывает)».

Поэтому Иван и нырнул с головой в создание фабрики по производству биойогуртов. «Ешь, не сомневайся!» – красовалось на всей продукции и было выбито на гранитных ступеньках офиса завода, а также на всей рекламной продукции. Йогурт продавался в благородной желтой упаковке, и каждая порция выглядела дороже слитка золота в банковском хранилище. Такое чудо не то что есть – смотреть на него было уже удовольствием. Но Иван Евсеевич не ограничился невиданным качеством продукции. Сделав цену, как у конкурентов, он просто выбил их с рынка и, более того, каждую десятую упаковку бесплатно отправлял в детские сады. «Это не дань и не благотворительность – это право, возможность творить благо!»

Разоренные конкуренты жалостливо трясли калькуляторами на пресс-конференциях, пытаясь убедить всех в очевидной нерентабельности такого предприятия, чем вызывали в зале лишь ехидный смех и улюлюканье. А «ешь, не сомневайся» платил налоги так, что в ДФС к приходу Ивана Евсеевича стелили красную ковровую дорожку, и лично глава ведомства омывал ему ноги, вытирая их затем душистым полотенцем.

Менеджмент банков, входящих в первую мировую пятерку, стал частым гостем фабрики и уезжал, только отведав ее славную продукцию. Кто робко, кто настойчивее звал Евсеевича к себе в клиенты, но тот, как полагается в таких случаях, водил немножечко «динаму», прежде чем отдаться в теплые швейцарские руки. А затем, как и полагается молодой влюблённой, отдавался неистово, заводя сразу свои миллиарды, добытые на продаже своего биочуда.

О невиданном успехе Ивана Евсеевича, сколотившего состояние за каких-то три года после запуска фабрики, писал «Форбс» и печатал «Блумберг». Его успех пытались повторить практически в каждой стране цивилизованного мира. Но что-то не клеилось у других, что-то не срасталось. Попытки скопировать «ешь, не сомневайся» вскоре иссякли, и к Ивану стали относиться так же, как, скажем, к Марку Цукербергу или Джеффу Безосу, сотворившим чудо там, где многие потерпели фиаско.

А всего лет за двадцать до этих событий, вознесших Ваню на пьедестал почета и уважения, он был нищ, как церковная крыса, и перебивался случайными заработками. Утоливши голод самым дешевым продуктом, Ваня любил походить взад-вперед мимо ларька, торговавшего вкусными сосисками в ароматной булочке. Надышавшись этими волшебными запахами, он отходил к ближайшей лавочке и, устало опускаясь, впадал в дрему. Обманутое сознание говорило желудку о вкусностях, перевариваемых в нем, и последние отбросы превращались в необходимую жизненную энергию с величайшим удовольствием для уставшего тела Ивана.

Решительный шаг к новой жизни Евсеевич сделал в двадцать один, когда подобрал выкинутый чуть ли не на голову из окна чемодан. Тот раскрылся от удара о землю и обнажил свое содержимое, включавшее в себя в основном пакетики с белым порошком. Большое количество машин с мигалками у подъезда не заставили Ваню сомневаться в содержимом находки, и он, молча подхватив «дар небес», ушел подобру-поздорову. На следующий день он прочитал в прессе о громкой операции по борьбе с наркотиками и нашел в справочнике адрес уважаемой юридической фирмы, принявшей на себя труд защиты подозреваемых. Охрана не очень охотно пропустила Ваню в офис, но к их глубокому удивлению, после первых слов гость был встречен повышенным вниманием и уведен в кабинет к старшему партнеру.

Евсеевич мог, конечно, по дешевке сам сбыть товар, но это был бы, в его понимании, глупый поступок, разовый. Поэтому решительно отказавшись от вознаграждения, он попросил одного – работу. Уже через месяц, в костюме и часах, Ваня запросто покупал себе заветные сосиски в булке и платил за мечту щедро, без сдачи. Еще он баловал доходяг вроде себя бывшего, прогуливающихся мимо ларька с надеждой посильнее учуять аромат. Каждый вечер пятницы он покупал сосиски и раздавал от щедрот. «Человек – не тварь, – говаривал он. – Имеет право жизни радоваться. А ведь какая малость порой нужна, какая малость!»

Невиданная честность принесла Евсеевичу небывалые плоды. Честность и репутация – вот что отделяло его от иных наркоторговцев. Он не пил, не нюхал, не играл, почем зря никого не калечил, в общем, вел образ жизни весьма добропорядочный. Деньгами не сорил, попусту пыль в глаза никому не пускал. К тому же, Иван Евсеевич и вправду много делал для людей, для их блага. «Нельзя бороться с социальными проблемами административными методами, это бессмысленно. Никто не гребет против течения – сам себя изведешь, измучишь, а толку ноль». Его не понимали, но зачастую слушали, поддаваясь магии слов.

Ваня, например, открыто поддерживал создание домов терпимости, но был ярым противником игорных заведений. Ну, придет мужик к девочкам – много ли в том беды? Все равно ведь пойдет, но только не пойми куда, а там его ограбят или заразят чем-нибудь. А так все чинно, благородно, да и насильничать народ, поди, станет меньше. И налоги в бюджет. А игорные дома – что в них проку? Это ж не девки, тут пока догола не разденут, не успокоятся. Не то, чтобы Иван считал дома терпимости делом непорочным. Просто он не верил в добро, точнее, в его силу, здраво рассуждая, что если бы добро было сильнее зла, то за столько лет существования рода людского оно бы давно победило дело нечистого. Но никакой викторией не пахло даже в первом приближении.

Зло может победить только зло, просто нужно стараться меньшим злом победить великое. Тут-то встречаются равные по силе соперники, и победа зависит лишь от того, на чьей стороне мы, люди. Потому легальный дом терпимости лучше игорного дома, а продажные менты лучше рэкета 90-х годов. Меньшее зло ведь так и называется – меньшее, значит, лучше оно, чем большое, добрее, что ли. Доктор ампутирует руку – ведь зло творит, а все же меньшее это зло, чем человек от гангрены сдохнет.