Светлана (Лана) Макаренко-Астрикова - Пастораль Птицелова. Киммерийская повесть

– Знаешь, Вероника говорила, что эта песенка счастье приносит тем, кто хоть две нотки знает… Она мне ее пела перед сном, если у нас ночевала. И научила насвистывать… Ба смеялась, говорила, что свистит она, как мальчишка – хулиган….

– Строгая у тебя бабушка, да? – Марина осторожно притянула к себе вихрастую голову Сени, коснулась пальцами, дуя на волосы.

– Почему? – неожиданно пожал плечами тот. – Нормальная. Тревожится много, но ведь все бабушки такие. Здесь море, скалы, ветра, много разного люда бродит… За всех поручиться нельзя. В прошлом году, когда я жил здесь летом, к нам два раза пытались через мансарду залезть воры …Хорошо, что у нас есть Гея… Она залаяла, и они сбежали…

– Воры?! Зачем? – Марина потрясенно уставилась на мальчика. – Что у Вас брать то? – По ее представлениям, Ксения Михайловна Азарова, бывший костюмер местной филармонии, жила более, чем скромно.

Всю роскошь ее маленького уютного дома составляли две огромных репродукции Айвазовского над потёртым плюшевым диванчиком в гостиной, коллекция пластинок, полуразбитый сервиз в старом буфете, три бронзовых подсвечника на кабинетном, расстроенном рояльчике, и ещё, пожалуй, огромная, тщательно подобранная библиотека со старинными изданиями Маркса и Вольфа: пушкинский «Онегин» в кожаном футляре. собрание сочинений Бестужева – Марлинского, Одоевского, Чарской, Бальзак, Диккенс, Батюшков, Державин… Но кому все это сейчас было бы нужно?! «Онегин»? Зачем? Грабить, лезть в незнакомый дом, пугать старушку и мальчика? Какой – то абсурд! Она тотчас же, нетерпеливо и горячо, высказала свои сомнения Сене…

– Ты не поняла. Они залезли в мансарду. Искали там саблю Блюхера и дневники дедушки Миши с чертежами тайного пещерного хода.– Терпеливо тихо объяснил Сеня.

Насколько она могла понять, он вообще был очень терпелив и рассудителен, не по годам. Не мальчик девяти с половиной лет, а старший пионервожатый в артековской дружине!

– Саблю Блюхера? Какую саблю Блюхера? Ну, ты еще скажи – Колчака! – Нетерпеливо фыркнуда Марина.

– Опять не веришь. Ну и не надо… Просто у маршала была сабля и он подарил ее моему прадедушке. Когда был в Симферополе. На память. Не все об этом знают. Маршала ведь пытали. Он умер от пыток в тюрьме. О нем нельзя было говорить.. Даже и на Дальнем Востоке.

– А при чем тут – Дальний Восток? – опять удивилась Марина. Она не знала, как относиться на самом деле к этому мальчику. Он все больше и больше ее удивлял. Но с ним было безумно интересно.

– Так прадед же служил в Уссурийске.. И папа потом там служил. Там вот даже нашлись какие -то люди, которые про эту саблю слышали… Но ничего не сказали папе. Только вежливо кивали и поили его горячим и горьким чаем… Отец говорит, невкусный. Пахнет жиром и дымом, но с какими то травами, после него пот прошибает и не простываешь.. Я искал, здесь таких нет.. Жаль, да? —

– Конечно! – Марина одобрительно кивнула. – Очень жаль. Надо еще поискать. Может, что и найдем… А тетради дедушки Миши зачем ворам были нужны?

– Ну.. Они же думают, что в пещере – клад… И сабля там тоже.. Глупые!

– А где сабля? – внезапно севшим, хриплым голосом спросила Марина.

– Не знаю точно. Я сам ее ищу. В доме есть тайник… Где – то в стене. Я пока еще не нашел, а бабуля не знает. Она спрашивала у деда, но тот сказал, что не дамское это дело, знать про сабли… – Сеня опять пожал плечами.

– А почему она не спросила у самого твоего прадеда? Ну, у свекра то есть? – ошеломленно поинтересовалась Марина, немного теряясь в нитях родословной странного мальчика.

– Ну, что ты! Она его же не застала. Они с дедом познакомились, а он уже умер… Да. За полгода до этого, что ли… Я не очень знаю… Он был очень раненый, дед.. В госпитале умер… Как-то так…

– А прабабушка твоя? Она знала?

– Не —а.. Она такая была… на рояле играла. Музыке учила. Зачем ей сабля? Ее потом куда то сослали, она умерла рано. Фото есть в альбоме, завтра покажу.. Она красивая, как графиня. Или цыганка, артистка… У нее был еще один какой – то сын в ссылке. От другого человека. И она умерла, когда он родился… Его потом отдали в детдом… Бабушка и дед его все искали, но не нашли, а потом война.. может, детдом разбомбили или перевезли… это.. эвакировали.. – Сеня зевнул и прижал щеку к подушке, возясь полусонно, под пледом.

– Эвакуировали – осторожно поправила мальчика Марина.– Ладно, давай, спи уже.. Я пойду. Поздно. Интересно как все это. Бесконечно можно слушать.

– Деду писали, что дом детский перевели куда – то сюда, в Крым. Почему они и приехали с бабушкой. К деду Мише. Но не нашли тоже ничего. По всему побережью искали. Просто остались здесь… Влюбились совсем в море… В него же все влюбляются. Оно – такое.– Последние слова Сени Марина услышала уже возле двери, стараясь сделать шаги бесшумными…

Снимок из личного семейного архива автора. Окрестности Евпатории Сентябрь 2020 года.

***

– Ты эти байки про саблю не больно то слушай! – Ксения Михайловна тщательно вытерла сухим полотенцем серебряную сухарницу… – Мало ли что мальчишке в голову взбредет… Если даже и была у маршала она, так ей место в музее, а не лагах домовых или в пещере какой – то. – Пожилая женщина посмотрела на Марину ясными, изумрудно – светлыми, до влаги слезной, глазами с темным, угольным зрачком, Они были удивительно молоды и усталы одновременно, эти глаза… -Он мечтатель у нас, Сенечка, что ты с ним поделаешь! Все мечтает пещеру исследовать, которую Миша описал… Красавец был Мишенька! Под стать Полине Дмитриевне, матушке своей.. Я помню, как увидела ее в первый раз, обомлела. Глаза – оленьи, с поволокою, дымчатые, как озеро, омутные, волосы колечками, шея лебяжья, щеки такие мягкие… И Миша в нее, как в каплю то, и вылился… Только когда сердился, глаза темнели, как аметисты делались или небо в грозу… Юный был совсем. И в кости не широкий… Она его баловала, Мишу, все тянула к пианино, а он.. И не противился, и не хотел… Огорчить ее не смел, наверное.. Да……

– Он вам нравился? – неожиданно, горячо прошептала Марина, в себя, одними губами.

Ксения Михайловна подняла вверх одно плечо, усердно отскребая тряпкой невидимое пятно на матовой полировке стола.

– Да. Ожгло меня. Но понять я, девчонка, ничего толком не успела… Он погиб в сорок втором, свекровь умерла в ссылке, мы жили в разных местах, мотались по городкам и гарнизонам, военные картографы тогда нужны были всюду. Потом вот, осели здесь, как в морскую воду камни. Ивану тогда уже лет пятнадцать было… Он в переплетную мастерскую отдал дневники Мишины, тетради, все пыль сдувал с них, хранитель! – Ксения Михайловна ласково усмехнулась. – А потом у самого жизнь началась кочевая, тут и Соня, и Сеня… И Сеню он втравил в степи, пещеры, запахи, ароматы, тайны всякие… В адмиральские сны, маршальские байки… Все думает его в Уссурийск отвезти… По местам дедовой славы! А какой такой славы? Никто и не ведает толком! Он с маршалом дружил, его потом по допросам все таскали, как арестовали Блюхера, отчего раны старые открылись, и умер быстро. И там, видать, его про саблю дареную спрашивали, да не выпытали никак……Хорошо, что глаз не вырвали, как у Василия Константиновича. 3 3 О пытках, примененных на допросах к арестованному маршалу В. К. Блюхеру см, например, документальное повествование Н. Т. Великанова «Измена маршалов». Или цикл книг В. Красковой «Кремлевские тайны». Автор.