Ксения Эр - Ложь №250496

– Эй! Ты почему мне конфету не дал! Я вообще-то тоже из твоего класса!

Девочка, стоящая впереди меня, обернулась ко мне и поднесла палец к губам, а тот самый мальчик сделал шаг назад и испуганно посмотрел на меня, а потом шикнул.

– Ты что орешь?!

– Будто повода нет! -передразнила его я, -всем девчонкам конфету дал, а мне нет! А теперь они у тебя и вовсе закончились! Отличная история, получается!

– Да не ори ты, сейчас поищу. Он полез в карманы и начал искать, а я все это время стояла и выжидающе глядела на него, изредка посматривая, не смотрит ли кто на нас. Тут он все-таки достал маленькую барбарисовую конфетку с изрядно выцветшим фантиком.

– Держи, нашел, -довольный сказал он и протянул мне конфету.

– Ну, спасибо, а тебя как зовут-то? – спросила я, разворачивая обертку.

– Сережа, а тебя?

– Меня- Аксюта, я сюда с папой пришла! -гордо сказала я, и посмотрела на него.

Он шмыгнул носом.

– Понятно, а я не знаю, где мой папа, мама про него никогда не говорит. Мы живем с мамой и бабушкой. Они тоже очень хорошие.

– И ты не хочешь узнать, кто твой папа? – удивленно спросила я.

– Может хочу, а может и нет, не знаю. А твой папа хороший?

– Хороший, но, -я замолчала на минуту и опустила глаза вниз, – он тоже со мною не живет. Я с бабушкой и дедушкой, у нас огород большой, и кот.

Он улыбнулся.

– Я люблю котов, только у мамы аллергия на них, потому она не разрешает заводить.

– Уу, жалко.

– Наверное.

Тут все начали аплодировать, и заиграла музыка. Я испуганно протиснулась обратно на свое место, и под музыку вышел высокий мальчик, старшеклассник, а на его плече сидела маленькая девочка, которая держала в руках колокольчик, и звенела им так, что его было отчетливо слышно даже на фоне музыки. Они сделали круг вокруг клумбы, и потом все стали им хлопать. К каждому первому классу подошли учителя, и мы все вместе пошли наверх. Наша учительница показалась мне очень доброй, она все время улыбалась, поправляла девочкам банты, прямо как моя бабушка, а мальчикам одергивала галстуки и бабочки. Наверное, она хотела, чтобы в этот день мы были очень красивыми. А потом она сказала тихо и спокойно:

– Ребята, идем за мной, наш кабинет на втором этаже. Постарайтесь не шуметь, и не сбивать друг друга с ног, потому что мы с вами не одни.

Так, нестройным рядом, мы пошли наверх, а в кабинете сразу сели парами. Я села с Сережей. Учительница обвела класс глазами, а потом сказала, что пока мы можем сидеть так, а потом она рассадит по-своему, если вдруг решит, что чье-то соседство мешает уроку. Надеюсь, это будет не наше. Потом она еще раз сказала, какие учебники приносить в понедельник, и сколько будет уроков, а еще написала на доске, что номер нашего кабинета 14, и мы будем учиться в нем целых четыре года. Потом она сказала, что ее зовут Эмма Борисовна, и что если мы будем хорошо себя вести, то обязательно подружимся с ней, а потом каждый из ребят по очереди сказал ей свое имя. У нас были и Никиты, и Маши, и Насти, и Саши.

Когда знакомство подошло к концу, мы подарили Эмме Борисовне наши огромные букеты, и я сразу подумала, как же она пойдет с ними домой? Было бы хорошей идеей оставлять все цветы в коридоре, стройными рядами, в больших вазах. Тогда у школы бы на один день появлялся собственный цветочный коридор, разве это не здорово?

Наконец, дарение цветов закончилось, и мы стали спускаться вниз по лестнице. Я видела из окна, что папа стоит рядом с бабушкой и дедушкой у клумбы. Бабушка и дедушка смотрят в окно, и наверное, высматривают меня, а папа то оборачивается и бросает быстрый взгляд на ворота, то на часы. То, что он такой занятой, можно простить или нет? А оправдать?

После школы бабушку с дедушкой мы отвезли домой, а с папой поехали в кафе. Правда, всего лишь на час, но мне и этого хватило. Мы ели пиццу, и папа рассказывал школьные истории, говорил, что он хорошо учился, и что я должна равняться на него. А я рассказала ему о том, как год назад в диване нашла его дневник за восьмой класс, и там не было ни единой страницы без красной учительской ручки. То он разбил стекло, то подложил кнопку учителю, то во время доклада про собак начал лаять на уроке естествознания. Словом, Бабари вызывали в школу так часто, что им следовало бы жить хотя через дом от нее. После моей истории, папа посмеялся, и больше не говорил про примерное поведение.

Когда я оказалась дома, то сразу собрала на понедельник портфель. В одном отделении был пенал с ручками и карандашами, в другом- тетрадки и учебники, а в третьем пока было просто свободное место. Хотела положить туда тетрис, но бабушка категорически запретила его брать, потому в школе надо учиться, а не в игры играть. Может она и права.

Когда мы уже спали, я что-то слышала. Только не знаю, нужно ли мне было это слышать.

Сначала ночью кто-то позвонил в звонок. Я высунула голову из одеяла так, чтобы меня было не видно, а мне было видно все, и посмотрела в коридор. Дедушка наскоро надев плащ, выбежал на улицу, его не было около десяти минут, потом он вернулся, и минуты две спустя снова вышел, и сразу же пришел обратно. А потом позвал бабушку, и они пошли на кухню. Вот тогда я и услышала голоса.

– Вов, кто там был?

– Виктор Федорович приходил, совсем плох стал. Говорил, что в его доме воды невкусная, и попросил нашей.

– Из-за воды шел пешком с другого конца города?

– Видать так, Римме, говорит, не стал звонить, боится, что ругаться начнет.

– Да такая как Римма только ругаться и умеет! Довела человека до сумасшествия, а сама улыбается ходит, Аксюта верит, уши расставляет. Знаю я этих людей.

– Элл, не начинай. Сам устал… Такой человек был, лучший ветеринар в городе. А сейчас ходит… вода невкусная у меня говорит, черт бы побрал.

Потом бабушка заохала и они закрыли дверь. Дальше я совсем ничего не слышала, и потому не знаю, что сказать. Виктор Федорович хоть и был моим вторым дедушкой, но я видела его только два раза в жизни, а Бабари видела больше. Раз пятьдесят, наверное. И все это время она была хорошей.

Либо бабушка с дедушкой что-то не говорят мне, либо Бабари просто обиделась на второго дедушку за что-то. Вдруг он ей сделал больно, и поэтому она так? Они же любили друг друга когда-то, иначе бы не появился мой папа.

Или нет?

День, утонувший в чернильной краске.

Стоял октябрь, и с деревьев уже падали листья, прямо как четыре года назад, на 1 сентября. За это время не происходило вообще ничего интересного, и поэтому даже рассказать было нечего. Я привыкла к школе, и даже научилась себя хорошо вести там. Если не считать, конечно, случая, когда я вылила Штрыну клей на волосы, и они у нее все слиплись. Но тут она сама напросилась, нечего было смеяться при всех над моей поделкой с урока труда. Я и сама знала, что поделка, мягко говоря, получилась совсем некрасивой. Шишки покосились, и были похожи не на человечков, а на уродливые коричневые тучи, а листочки, которые должны были изображать траву, получились и вовсе как какие-то кривые зеленые кляксы. Словом, я и сама знала о том, что это явно был не шедевр, но к чему смеяться над ним?