Александр Рейтер - Чуть ниже поверхности

Вглядитесь – эти лица полны ненависти, злобы, вражды, в их глазах лишь поиск врагов и желание их уничтожить – это лица смерти, приукрашенные чувством собственного превосходства, лживой правоты и безнаказанности.

Может они возомнили себя ангелами смерти или мщения из старых писаний, что их лица так очарованы и бесстыдны? Что им стыд всего рода, если их несет бурной волной, неужели они вновь – как тысячи раз в истории – выбили себе право не ведать, что творят? Ах, как старо и роскошно, ведь, как всегда, найдется кто-нибудь, кто помолится об их здоровье и благоденствии, и история пойдет дальше, как только этого очередного несчастного казнят. Или они возомнили себя нацией пророков, которым любая кровь сойдет с рук, которые утвердили новую мораль, где война и подавление – главные ценности, возведенные в ранг священной борьбы всех со всеми.

На наших лицах написано больше, чем может быть написано в наших дневниках, блогах, на страницах соц-сетей, в наших резюме и во всей нашей рациональности, и это ничем не скрыть! Эти лица так привыкли каждый день видеть теле-смерть, что реальная смерть и страдание вокруг перестали их, всех нас волновать…". Проповедник остановился перевести дух…

– Оу, простите, можно с вами сфотографироваться, всего одно фото, чтобы завпечатлеть вместе наши лица? Just one shot!

Косточки домино выстроились в ряд. Мгновение. Выстрел.

Just one shot!… и вот, одна из ряда выпадает.

"Терпеть не могу проповедников!". Фотоаппарат не забывает снимать все: тело по кадрам, как по маленьким ступенькам во времени, медленно сползает на асфальт, на следующих кадрах видна кровь, потом совсем неопределенные снимки, будто сделанные ребенком, которому случайно в руки попал фотоаппарат, смазанные ужасом лица, спина толпы, шума не может быть слышно, видны лишь зависшие, плывущие по воздуху немые тела, кто-то взялся за голову, кто-то просто полез в карман, кто закрыл глаза, кто – отвернулся на проезжающий мимо автобус, кто-то (может я, случайно попавший в кадр) в этот момент закуривал сигарету, пролетающий воробей застыл навсегда в углу последнего кадра.

Немые сцены закончились, камера поморгав в уголке экрана красным прямоугольничком разряженной батарейки, выключилась, народ снова засуетился. Тело быстро убрали, толпа начала разбредаться, центр площади освободился.

Продув ствол и спрятав фотокамеру, новый герой устремился в пустой центр, будто сожалея, что никак не мог попасть в него раньше, и решил наверстать свою очередь.

Почти точно. Здесь. Ну, может быть чуть-чуть левее. Вот так! Правильно выбранное место и время – главное для успеха. Публика снова начинает собираться.

"Когда стоишь в самом центре толпы невольно вглядываешься и задумываешься о лицах пролетающих или медленно проплывающих перед тобой, или вперившихся в тебя и испытывающих тебя долгими вызовами взглядов. Кто они, откуда и куда идут, зачем останавливаются, чего они ищут и ждут, почему они так похожи? Что общего в них всех, хоть они и столь пестры и каждый так старается выделиться? Они ждут нового пророка, который расскажет как им жить и что делать, а они его потом казнят? Одна повторяющаяся черта мелькает перед глазами как набившее оскомину видение – всеобщая враждебность и…"

Звук затвора на чьей-то фотокамере, выстрел… Just one shot!

Да или Нет?

(30.09.2017)

1. Ртуть

2. Камуфляж

3. Необитаемый остров

4. Бардо

…Crescendo. Presto. Сапоги, пальцы, отзвук музыки, канувшей в непроглядную глубь сердца, руки на струнах сжаты в кулаки, волны, одна накрывающая другую, слишком быстрые движения, в которые не успевает поверить разум, или это особенность игры, или тонкие иглы в невидимых ловких руках шьют непрозрачные слои, через которые не может просочиться ни звук, ни запах, ни даже ощущение, вышивают на каждом из них бессмысленный узор, обманывая и обматывая очередное тело витками липкого кокона.

А что в итоге: полное обмундирование, боевые патроны, готовность номер один, бегущие по маленьким улочкам ведущим к площади солдаты, словно тромб по тонким кровеносным сосудам прямо к сердцу, стекаются как ртуть в одну черную лужу, поблескивающую свежим ядом, шлемами и щитами, и способной отражать даже солнце серой гаммой кривого зеркала.

Команду еще не дали, но чувствовалась в воздухе готовность поглотить и растоптать любого, вступить в химическую реакцию с любой средой и, перекрыв кислород любому живому организму, все равно, одержать вверх.

Так снова началась и продолжилась вернувшаяся, а по сути никуда до конца и не уходившая, темная эра истории.

На пальцах по прежнему осталось ощущение струн, но они больше не могли сыграть ни нотки, просто сжались в кулаки на скрюченых руках и сцепились с такими же руками, образовав крепкую цепь. Беспомощно осыпались на асфальт, словно крылышки от белых бабочек-однодневок, остатки звуков, тонущих постепенно и неотвратимо в нарастающей какофонии оркестра, их закручивало и уносило в водоворот, как в детстве уносило щепку-корабль в ливневый сток в конце улицы.

Людей сгоняли дубинками и щитами в центр площади, окружая все плотнее – никакого выхода не было, – но сжатые пальцы ощущали как-будто невидимую струну, которую, стоило лишь потянуть, и она уже сама поведет тебя дальше и вытянет из западни. Я не успел сказать "прощай" этой щепке-кораблику ни тогда в детстве, ни сейчас, и всего чуть-чуть потянуть… Как вокруг уже все успело так сильно поменяться.

Насилие, политические репрессии и заказные убийства, непроглядная ложь, будто война власти с собственным народом – тут этим не удивишь уже никого – несменяемые безумные цари, правящие до самой своей смерти, и дальше, через приемников, наследников, ставленников, и вечная омерзительная свора вокруг, демонстрирующая такую же непрерывную родословную, Исаак родил Иакова, царь родил председателя, председатель родил президента, президент поставил приемника, родил сам себя…

А дальше расползающиеся концентрические плотные круги, как от льющегося сверху цемента или дерьма: все распределяется по степени родства-близости отверстию из которого льется, так было всегда и будет. И сейчас…

Но это все абстракции, а теперь только конкретные ощущения рвущихся струн, не успевающие за происходящим, но и они отдаляются, стоп…

…я был убит почти сразу, моя карета с красными крестами, разрезая плотные слои пронзительными сиренами и мигалками продвигалась к периферии площади, чтобы проехав кардон отцепления, свернуть на одну из узких улочек, перейти из тягучего Largo к Allegretto, и поспешить раствориться в сумеречном Бардо , будто хорошо знает дорогу в этом непроходимом лабиринте, а потом смотать за собою обратно в клубок все нити Ариадны, которые напрасно все еще тянут и тянут куда-то мою руку…