Александр Рейтер - Чуть ниже поверхности

– поплыли к другим островкам. сюда перебегай скорей, а я прошлый раз купил тибетских палок-вонялок, так надышался ими, что стих написал, а может выпьем чего?…

еще пытаясь уцелеть от дождя, храня в относительной сухости ноги, и еще кусочек кармана с остатками денег, я отчаянно прыгал от кочки до кочки. Мы с другом часто ходили сюда по выходным, когда на фоне бетонных стен забытого детского бассейна на беговых дорожках стадиона, словно на подмостках старого открытого театра открывался новый, неизведанный мир огней и красок, невиданных и незнакомых, карнавал картинок, названий, имен и где-то случайно подслушанных, и вычитанных с зарубежных пластинок, и вовсе неизвестных.

Мы знали одно: все новое и интересное приходило отсюда, тем более, сюда всегда приходили друзья, которых обязательно встретишь, а это оборачивалось одной – двумя бутылками портвейна, и дальше: что нового? что слышали, читали? может еще круг или еще по одной, видел ли ты Дэна? – да около Дяди Вити, Свин заходил и Макивара, да они кажется еще где-то здесь – ну и ненастье сегодня – у Лехи крыша совсем течет, да, а эти ящики нужно уже срочно эвакуировать, давай поможем, дядя Витя, здрасьте, мы поможем давайте, да вы нам ничего за это не должны, ну спасибо, конечно, лишними не будут, ну, пока деньги не вымокли совсем пошли в магазин еще…

Смывало одного за другим, ряды редели, караван рассеялся, кажется пора было расходиться. Мы возвращались вдвоем обратно искусно прыгая через лужи, почти бегом, все осталось где-то сзади за дорогой, вернее уже рекой, где изредка проплывали в полутьме расплывчатые пятна фар, а от них разбегались волны перехлестывающие через бордюр. А дождь только веселился, ничуть не стихая, все текло и летело, и мы летели по лужам куда-то вперед. И вдруг поняв что-то без слов и договоров, мы просто побежали вместе напрямик, словно наперегонки, даже уже не пытаясь обогнуть реки и озера воды и черпали полные башмаки неумолимого потока – все равно давно промокли до нитки.

Вокруг ни души не было и быть не могло, и не могло уже быть ни прошлого, ни будущего, ни страха, ни границ, ни книго-рынка, ни алкоголя, ни китов, вздымающих вверх струи воды, ни улиц, ни домов, лишь бурные потоки и мы, смеющиеся свободные идиоты, влюбленные в жизнь и пытающиеся сообразить где наши дома.

(22.09.12)

"Такова жизнь!". Многие любят повторять эту фразу, выражение типа "х=х", без попыток дальнейшего прояснения. Будто это слепое повторение делает их умнее или мудрее, или хоть немного приоткрывает завесу этих иксов, неизвестных участников любого диалога. Нет, и даже продиктовано это повторение не желанием познания и благоговением перед тайной, не жаждой найти хоть какие-то удовлетворительные гипотезы, ответы на Вечные Вопросы, и не смиренным самопожертвованием перед непостижимым. Скорее всего наоборот, под этой фразой кроется глубокое пренебрежение всем тем, что может поставить под сомнение их самоуверенное желание жить, причем жить так, как они привыкли, как им вдолбили в головы, и ничего не менять, и ни о чем лишнем не задумываться. А для обозначения всего, что не вписывается в их повседневный ритуал, что ломает устоявшийся невежественный конвенционализм придуманы Формулы Неведения. Такие формулы вписаны в житейскую этику и имеют глубокие социальные корни. Нарушение их может привести к десоциализации, ведь неведение более социально, поэтому здесь не принято давать ответы, и даже не принято задаваться вопросами.

Онтологические дыры легко прикрыть смещением фокуса познающего разума в сторону более познанного или его редукцией. Что может быть проще и распространеннее: "Нет ничего, что могло бы беспокоить мое сознание и вторгнуться в мою жизнь, чего в ней еще нет!". Оно не нужно, значит его нет, а нет его, потому, что оно не нужно. Все остальное – несчастное стечение обстоятельств и глубокое "нездоровье, требующее принудительного лечения и площадного раскаяния"… И все в таком духе.

Если же речь касается сферы практического рассудка, регулирующего человеческое поведение, то формула окрашивается в религиозные тона, и получает вид: "Такова высшая воля", "сам заслужил в наказание". Теперь она – универсальный шаблон, суррогат, подменяющий разум, человеческую свободу выбора и ответственность за него, затыкающий любую черную дырку неудобных вопросов.

А какова жизнь?..

Как же все, повторяющие глупое заклинание, не любят ставить себя под удар, даже если он заслужен, и пришло его время! Они прикрывают чужой ширмой гносеологический срам и ничтожество, в надежде, что оно, словно памятник под торжественной попоной, предвосхищает своим величием и рождает априорное почтение и доверие, в силу принадлежности непознанному. Нет, ведь и сами они этого благоговения не испытывают.

Здесь приоткрывается еще и катафатическая сторона формулы неведения – ее положительное утверждение о границах области возможных предикатов для нашего многострадального субъекта. И область эта ограничивается такими же скудными пределами как и пассивный гносеологический посыл.

Агностик боготворит тайну, редукционист же, аппелируя к несводимому на нет очевидному остатку, отбрасывает все непознаваемое, а за одно, и непознанное и делает из него бессмысленный фетиш. Почтение к такому фетишу так же ложно и смехотворно, как ложно оно может возникать при виде седины как таковой на чьей-нибудь голове, а ведь и седина бывает разная и не всегда равноценна глубине опыта и мудрости.

Мы все боимся смерти, и она неизбежна – вот и все!.. Будь ты хоть самым богатым, умным, красивым, счастливым – кем угодно – это не меняет исхода, "blah-blah-blah", как говорится! Но только тут и рождаются все утопии и теории, религии и развлечения, поэзия, философия, наука – все!

Ведь мы же все любим маскировать этот страх под какие-угодно высокие и благородные мотивы, героические поступки и мировоззрение, стремление к недостижимой истине, спасению, избавлению, освобождению – как угодно, абсурдные догмы и табу, заповеди, традиции, писания, предания, что угодно еще под любым соусом, все только в жертву этого слепого старого глупого чудища. А ему не нужно никому даже показываться на глаза, само его существование (равноценное его же отсутствию) способно вызывать ужас и трепет, и оно может уверенно требовать взамен любых даров, оброка и покорства его крепостных.

"О, возможно и так" – скажет кто-то, – "но я знаю тех, кто не боится ничего, даже смерти, и их не так мало!"

Бесспорно, таких тоже довольно много, даже, кажется, все больше и больше с каждым годом, жаль только, что большинство из них нездоровы или употребляют много неестественных стимуляторов такого бесстрашия: алкоголь, наркотики и т. д. Да, и в итоге, пресловутый конец лишь приближается: зависимости, криминал, суицид, безумие – итогом, ранняя смерть…