Михаил Климов - Пространство сна

– Тебе прислать что-нибудь? – голос его звучал спокойно и уверенно, хотя она совершенно точно знала, что ему сейчас далеко не спокойно.

– Да нет, у нас вроде все есть… – Она непроизвольно оглянулась по сторонам, скользнула взглядом по стенам номера. – Пока во всяком случае…

– Может быть, позвонить губернатору?

– Знаешь, – вдруг сообразила она, – может, можно дорогу сделать поприличней к этой больнице? Улица называется Большая Социалистическая.

– Я скажу. Что еще?

– Вроде все.

– Ир… – сказал он и замолчал.

Повисла недлинная пауза.

– Что? – спросила Ирина, хотя прекрасно понимала, о чем именно он собирается спросить.

– Как ты думаешь, шансы есть?

– Не знаю, не хочу загадывать… – Она несколько раз повторила эти слова. – Не хочу, не хочу…

– А он кто, этот врач? – Тимофей как будто перевел разговор на другое, хотя, по сути, спрашивал о том же. – Педиатр, психолог, травматолог?

– Он сумасшедший… Все, Тим, завтра рано вставать… Целую…

Она просто прервала разговор под благовидным предлогом, потому что боялась в очередной раз сказать что-то, что могло бы поселить в них надежду. А потом – облом, как было уже много раз…

Если честно, положа руку на сердце, она уже почти совсем перестала надеяться на выздоровление сына. Страшный диагноз, состоящий из почти десятка латинских слов, по-простому означавших смерть почти половины головного мозга, с самого начала давил ей на психику, не давал разогнуться. А семь, нет, восемь неудачных попыток добиться хоть какой-нибудь перемены привели ее к почти полному отчаянию…

Надо отдать должное Тимофею, который терпеливо изо всех сил поддерживал жену и делал все, что мог, и еще чуть-чуть. Замковская сегодня хорошо знала, как много семей рухнуло, когда случилось такое или подобное несчастье с ребенком. Мужья просто бросали жен, не объясняя причины, и такими историями были полны все приемные всех больниц России, которых она за последнее время повидала немало. И хотя Ирина никогда в них не задерживалась – звонок Тимофея или кого-то из его друзей всегда выводил ее в особый ряд, но совсем не видеть и не слышать этого она не могла.

Она прошлась по номеру, потрогала простыни на постели – влажные… Пришлось включить обогреватель, предусмотрительно купленный вместе с мебелью. Вот глупость: второй, предназначенный для Сереньки, тоже остался здесь. Она подошла к двери, распахнула ее. Охранник, подпиравший косяк, тут же выпрямился.

– Как тебя зовут? – спросила Замковская.

– Евгений.

– Серенька спит, ты не знаешь?

– Да уж с полчаса не слышно там никого. – Охранник радостно закивал.

– А где Надин?

– В буфет пошла купить себе воды какой-то мудреной.

– Так в номере же есть минибар, – раздраженно сказала Ирина, хотя понимала, что Женя ни в чем не виноват.

– Она говорит – того, чего ей хочется – нету…

– Пусть зайдет ко мне, когда появится.

– Хорошо.

Она уже собралась закрыть дверь, когда услышала голос Жени:

– Ирина Николаевна, – как-то робко, почти испуганно сказал он, – тут такое дело, к вам женщина пришла…

– Какая женщина?

Замковская все еще злилась на всех и вся из-за этой идиотки. И где только Тимофей ее нарыл? Кандидат, доктор, еще чуть-чуть и академик… Воды ей персональной нет в минибаре. Тетя́ из Ростова́ – она мысленно произнесла эти слова, подражая Зуеву с ударением на последнем слоге.

Тапочком бы тетку прихлопнуть, но Тима ей верит… Интересно, свои дети-то у нее есть? За три месяца так никто и не удосужился узнать…

– Ну… – мялся охранник, – она вам сама, наверное, лучше объяснит…

– А где она?

Из глубины коридора выступила на свет совершенно незнакомая женщина лет тридцати.

– Вы точно ко мне? – недоверчиво спросила Замковская.

– К вам… – В голосе женщины слышались слезы.

– Ну, заходите, – скривилась Ирина.

Они вошли в номер. Замковская села в кресло, не приглашая гостью сделать то же самое:

– Слушаю вас.

– Вы меня сегодня, Ирина Николаевна, уволили с работы, – произнесла женщина и замолчала.

– Я? Вас? – не поняла Замковская. – Да я вас никогда в жизни не видела!

– Сегодня, – женщина всхлипнула. – Мы распаковывали ваш багаж…

И тут она вспомнила. Горничная была в косынке и фартучке, поэтому Замковская ее сразу не узнала. Да, точно, она уронила ее косметичку и Ирина потребовала от директора увольнения нерадивой работницы.

– Вы разбили зеркальце в моей пудренице, – жестко сказала она, проклиная в душе охранника, который допустил эту несчастную сюда, к ней, – ценою двести восемьдесят долларов. Как я должна к этому относиться?

– Простите меня, Ирина Николаевна, – опять всхлипнула женщина и добавила совсем по-детски: – Я больше так не буду…

– Бог простит, – поставила точку Замковская. – Принесите мне эти деньги, и я тогда подумаю, что с вами делать. Евгений, – позвала она охранника, – проводи даму на выход.

Прошло несколько дней. За это время Ирина почти выгнала с работы Надин. Единственное, что еще удерживало «тетю́ из Ростова́» на месте – то, что Тимофею присоветовал ее какой-то важный чин из правительства, которому она приходилась дальней родственницей, и избавляться от нее (на что Тима уже почти согласился) надо было вежливо и печально.

Вопрос об изгнании встал после того, как няня категорически отказалась, как она выразилась, «пускать пузыри». Пару дней она пробовала этим заняться, но Серенька почему-то ее «изделия» игнорировал. То ли еще не привык к новым объектам, то ли сама Надин была ему несимпатична, только он дома, в гостинице, или лежал со своим зайцем, или бессмысленно нарезал по новому, специально для этого купленному большому ковру.

Его (ковер) выбрала Надин, сказав, что на старом гостиничном уже вся шерсть вытерта и пузыри не ложатся на нее, а сразу лопаются. Замковская считала, что это пустая отговорка, каприз, потому что все прекрасно ложилось, но спорить с «тете́й» она не стала, ну ее…

Когда же на третий день та просто отказалась заниматься «этой ерундой», сказав, что нанималась к ребенку няней, а не клоуном, Ирина хотела ей выдать все, что о ней думает, но сдержалась, закусив губу. Она попросила Гришу выделить ей кого-нибудь для занятия «ерундой», но тот взял все на себя и быстро нашел с Серенькой «общий язык». А вечером позвонила мужу с просьбой убрать эту идиотку от нее и сына. Тимофей пообещал подумать, как это сделать, потому что ссориться с ее родственником в правительстве не хотел.

Серенька в больнице беззаботно носился за пузырями. Радовало то, что делал он это как-то почти «осмысленно», меняя ритм и направление, и можно было даже, немного напрягшись, представить себе, что не было этой злополучной поездки на Ривьеру и клинической смерти. А просто сын придумал себе такую забаву и играет с переливающимися шарами в какую-то свою детскую игру.