Мария Романушко - Зоопарк на тринадцатом этаже

Сама же Пинга никогда не убегала и не пряталась, когда рука приближалась к вольеру. Она лишь вжималась слегка в опилки, замирала, запрокинув голову, и смотрела на нас долгим взглядом своих немного грустных, точно заплаканных глаз… Пинга, Пинга, как ты прекрасна!

«И всё-таки лучше Панги нет мышонка на свете! – приговаривает Ксюша. – Ты мой милый трусишка, ты мой милый обжорка, ты мой милый соня… Красавец Панга! Панга мой хороший, Панга любимый…»

Да, а потом пришла пора ухаживания, пора любви, и мы поняли, что под прекрасной шубкой Панги кроется такое же прекрасное сердце. Поняла это и Пинга.

Их отношения были столь нежны, что, глядя на эту милую парочку, просто захватывало дух и почему-то хотелось плакать…

Всё у них было взаимно и удивительно гармонично. Кроме тех моментов, когда он отбирал у неё рисовое зёрнышко. Но она ничуть не обижалась на него, она слишком его любила. Да и зернышек было много, она брала другое.

Но были споры из-за благоустройства гнезда. Нет, прошу прощения, не споры, и не ссоры. У Пинги такой удивительный характер, в ней столько нежности и женской мудрости, что до споров и ссор дело никогда не доходило. Она предоставляла Панге, как мужчине, принимать решения. Особенно, когда дело касалось благоустройства гнезда. Хотя ей, конечно, тоже хотелось поучаствовать. Затащит, бывало, в гнёздышко берёзовый листик, уложит его там на свой вкус, но тут же влетит в дом маленьким вихрем Панга, схватит пингин листик – и давай его выпихивать назад в окно! Не так ты его положила, не женское это вообще дело! До смешного доходило. Так порой рассердится, что и свои листики тоже повыбрасывает. И – начнёт всё сначала…

Но Пинга не вытерпит и опять внесёт тихонько свою лепту, свой листик. Панга – тут как тут! Мужской гонор не даёт покоя. Хотя в душе понимает, что ничего плохого Пинга не сделала, а только хорошее. Как-то вечером подсмотрела такую милую семейную сцену. Выбросил Панга гневно пингин листочек в окно, а потом… Потом оббежал дом, нашёл этот листочек и уже САМ его внёс в дом!

Одним словом, не допускал любимую женщину до тяжёлой работы. Не хотел её обременять хозяйственными хлопотами. Её дело – умываться, чистить белоснежную шубку и любить мужа. Быть ему покорной. И у Пинги это получалось, как ни у кого.

Пинга очень любила Пангу, а Панга очень любил Пингу. Их отношения напоминали наши, человеческие отношения, и вообще Пинга и Панга удивительно похожи на людей, только очень крошечных. Когда я смотрю на них, я кажусь себе Гулливером. Но отношения у них даже лучше, чем у людей.

Они – ясные, прозрачные, простодушные. Панга – воплощение любви и заботы, Пинга – воплощение нежности и мудрости. У них есть чему поучиться. Нам, людям.

А потом… А потом кругленький шарик Панга стал стремительно уменьшаться в размерах. «Ой, Панга как похудел, – заволновались мы. – Что это с ним?..»

А ЭТО было не с ним, а с ней. С Пингой! Это она стала увеличиваться в размерах. «Однако… с чего бы это?» Неужели крошка Пинга собирается стать мамой? Вот как стремительна у мышек жизнь. Скоро им три месяца от роду, по нашим, человеческим, меркам – лет двадцать…

Вскоре фигурка Пинги стала напоминать конус. Пинга была уже не так проворна, как прежде, ей стало трудно вылизывать свою белоснежную спинку. Она всё больше лежала под поилкой и часто пила. В глазках её поселилась тревога. Ещё бы! ведь ей предстояли первые роды.

Мы не знали, когда это произойдёт, и очень волновались за Пингу. Дни наполнились ожиданием… Может, сегодня? Но проходило сегодня, а ничего не происходило. Панга то и дело заглядывал под хвостик Пинге: ну, когда, когда, когда же ты их родишь?.. И всё устилал и устилал гнёздышко свежими берёзовыми листочками, точно пелёнками, – готовился…

И вот… утром 1 июня, в День защиты детей, папа разбудил нас с Ксюшей взволнованным шёпотом: «Просыпайтесь, у нас произошло удивительное событие…»

«Неужели?!» – мгновенно поняли мы, что произошло. И – бегом к вольеру!

Худенькая, тоненькая-тоненькая Пинга сидела в уголке и тщательно, с наслаждением вылизывалась. Теперь уже необъятный животик ей не мешал сделать это важдое дело. А в другом уголке, на подстилке из берёзовых листочков, копошились розовые, размером с фасолинку, мышатки… Сколько же их?.. Один, два, три, четыре… Нет, сбились. Один, два, три, четыре, пять… Папа утверждал, что мышат шесть, Ксюша, что их десять, не меньше. На самом деле их оказалось восемь – тоже не мало.

Они были слепые, но под нежными тонкими веками просвечивали большие тёмные глаза… И ушки у них ещё не оттопырились, крупные головки (если определение «крупные» вообще уместно, когда речь идёт о таких миниатюрных созданиях, но головки действительно казались большими по сравнению с тельцем), эти головки были совершенно гладкими, с выпуклыми умными лбами. Новорождённый мышонок оказался удивительно похожим на человеческого эмбриона.

Мышатки были совершенно беспомощные. Единственное, что они умели – это дрыгать ножками. И… шевелить усиками! Усики были еле видны, это Ксюша их разглядела. Но они были, и они уже вибрировали! Такие микроскопические антеннки. А на мышаткиных ладошках можно было рассмотреть микро-микро-микро-пупырышки!

По вольеру, туда-сюда, бегал в сильном волнении Панга. Он совершенно ошалел от счастья…

Ну, надо же! крошки Пинга и Панга стали мамой и папой. Поздравляем вас!

«Всё! – сказала Ксюша, устроившись удобно в старом кресле перед вольером. – Всё! Никуда отсюда не уйду. Буду наблюдать».

И тут произошло следующее. Панга, подбежав к детям, схватил одного и потащил в гнездо. Быстро вернулся обратно, схватил второго и понёс туда же. Мышатки при этом тоненько попискивали – казалось, кто-то играет на крошечной-крошечной скрипочке…

Пинга с изумлением смотрела на Пангу, который устремился уже за третьим мышонком… Тут она кинулась в гнездо и понесла в зубах розовую фасолинку-скрипочку обратно! Я – мать, и я лучше знаю, где должны лежать новорожденные дети! А я – отец, и я убеждён, что мои дети должны находится в гнезде! Такой диалог без труда прочитывался в действиях Пинги и Панги.

Так они и носились без остановки: он тащил детей в гнездо, а она – обратно, на подстилку в уголочек… Спор новоиспечённых родителей длился почти час! И никто никому не хотел уступить. Мышата пищали всё громче, явно от голода, а Пинга не имела возможности их покормить. И тогда мы с Ксюшей решили отсадить Пангу в другой вольер. Конечно, на время. Чтобы успокоился. И понял, кто здесь теперь главный.

Так мы и сделали. Панга сначала попрыгал там возмущённо, но быстро присмирел, затих и – загрустил… Разлучённый с семьёй, он смотрел такими тоскующими глазами! Как человек. Нам даже не по себе было, видя этот взгляд. «Милый Панга, прости, это не навсегда. Но ведь нужно дать Пинге возможность покормить ваших деток!»