Николай Бредихин - Маленький Лох-Несс. Повести и рассказы

– Войдите, – послышался негромкий вежливый голос.

Первое, что поразило Алексея, – «начальство» было в штатском, так что он не знал даже, как ему обращаться к собеседнику: в каком тот был звании? Скорее всего, капитан.

На сей раз его выслушали предельно внимательно, однако реакция оказалась той же.

– У всех трудности, товарищ Подрезов. А скоро трудностей, сложностей, заминок, запинок станет ещё больше, вообще невпроворот, – как же вы их решать собираетесь? Мы как раз и вызвали вас сюда, чтобы вам потом жилось легче. Так сказать, тяжело в ученье… Вас ведь выбрали – вы сознаёте? – выбрали, это большая честь. Вы потом всё поймёте, уж поверьте мне на слово, да ещё тысячу раз нас возблагодарите, а пока отдыхайте, устраивайтесь. И будьте внимательны: от каждого шага здесь для вас многое в дальнейшей жизни будет зависеть. Вот приход ко мне ваш уже первый прокол. А промашек не должно быть. Времени нет вас перековывать, переучивать, нам готовые люди нужны.

Сказать по правде, Алексей мало что уразумел из того, что ему было сказано, но уже спустя полчаса лишний раз убедился в своей нерасторопности. Придя в казарму, он обнаружил, что его место уже занято каким-то здоровенным детиной, а вещи небрежно сброшены на пол, да и попотрошили его чемодан, по всему чувствовалось, изрядно. Однако скандал нельзя было поднимать: армейский быт «срочной службы» помнился достаточно хорошо.

«Странно, „дедов“ здесь вроде никак не должно быть, раз мы все приехали в один день, – подумал Алексей. – Почему же сразу такой беспредел? Средь бела дня у всех на глазах чужие вещи переворачивать – чего же дальше ждать? Может, всё-таки сходить, вернуться, тому мужику пожаловаться? Нет, отлупят, сволочи, непременно отлупят, накроют одеялом и тёмную устроят, это уж как пить дать».

Подрезов счёл за лучшее промолчать, собрал, что осталось из пожиток и пошёл искать свободное место. Собственно, какие места – самые настоящие нары в три яруса. А значит, чем ниже лежанка… «Ладно, три месяца не такой уж большой срок, отмучаюсь как-нибудь», – подумал Алексей и нашёл всё-таки место посередине. Теперь уже, наученный горьким опытом, он никуда с него не отлучался, хотя на обед, как только позвали, он побежал одним из первых, чтобы, опять же, «застолбить» стол поприличнее.

Однако и тут ему не повезло: практически все места были заняты.

«И это уже на все три месяца! – с тоской подумалось Подрезову. – Чёрт побери, как же они успевают-то хоть? Как будто тренировка особая. Ведь все из разных городов, областей приехали, ещё несколько часов назад никто друг друга не знал. И вдруг определились, перезнакомились!»

У Алексея от неприятных предчувствий заныло под ложечкой; он с трудом запихивал в себя жуткую бурду, абы как приготовленную кухонным персоналом (вот ещё место, куда он не попал, а следовало бы! Ну что бы и ему на день раньше подсуетиться?), понимая, что ни роптать, ни оставлять что-либо несъеденным здесь не принято. Тем более что хоть в чём-то ему наконец повезло: он уже хотел было примоститься в самом дальнем углу, как его вдруг окликнули: «Эй, друг, иди сюда, тут стульчик свободный!» Отказываться было глупо. Алексей судорожно вспоминал мельчайшие подробности своего прошлого «служивого» опыта, достаточно откровенно отвечал на вопросы, которые ему задавали товарищи за столом, да и вообще чувствовал себя уже гораздо легче, руководствуясь золотым армейским правилом: «Смотри на меня – делай, как я!» Все ели – и он ел, никто не морщился, не костерил поваров последними словами – и он помалкивал.

Однако ближе к отбою Подрезова ждало жестокое разочарование: человек, который окликнул его за столиком, попросил его поменяться с ним местами, точнее «нарами».

«Понятно, услуга за услугу! – разозлился Подрезов. – Да услуги-то уж очень неравноценные».

Конечно, он мог отказаться…

– Послушай, – сказал человек, который за «трапезой» представился Аркадием, – ты не пожалеешь, за мной не задержится. Я просто чуть-чуть запоздал, но кого это интересует? Однако мне с самого верха никак нельзя начинать, вскоре сам поймёшь.

«Ладно, чёрт с ними со всеми. Главное, что первый день – блин горелый, со сковородки слетел, отсчёт начался, – думал Алексей, ворочаясь на своей жёсткой лежанке. – Ещё девяносто-суток-без-шуток папке твоему осталось оттрубить, Настёна. Две-тысячи-сто-шестьдесят-часов-на-ногах-сто-пудов, сто- двадцать-девять-тысяч-шестьсот-минут-на-аркане-ведут, семь-миллионов- семьсот-семьдесят-шесть-тысяч-секунд-становись-во-фрунт. На пальчиках точно не поместится – будем зарубки делать, как Робинзон Крузо. И всё-таки странно: почему все здесь в штатском и нам форму никому не выдали?»

Форму не выдали и на следующий день. Алексей быстро сообразил, что и тут он оказался не на высоте. Одежда играла своё, как видно очень важное, значение. И в своих застиранных, ещё институтских, джинсишках, не говоря уже о рубашке с обтрёпанным воротничком и свитере домашней вязки, Подрезов смотрелся жалко. Конечно, попадались чудаки и вообще в тренировочных костюмах, но это было слабым утешением.

Вообще открытий он совершал с каждым часом всё больше. К примеру, городок их находился не в лесу и не в поле, а в обыкновенном микрорайоне; ограда и ворота были самые обычные, никакие увольнительные не требовались – можно было в любой момент отлучиться. Вот только куда? Здесь, как и везде, шагу нельзя было ступить без денег. Кино, пиво, из последних достижений – дискотека, на которой местные накачанные дебилы ревниво оберегали прыщавых доморощенных Василис. Так что Настёне не имело никакого смысла отращивать коготки.

И вообще, тоска была смертная, хотя день по военной привычке был забит до отказа. Что ещё было странно – никакого оружия. Армия! Странная армия! И вместе с тем, когда кто-то из не в меру любопытных посторонних забредал на территорию, к нему тотчас подходил какой-нибудь вежливый типчик, опять же из «сборной», опять же в штатском, говорил тихо какие-то слова и, как ни странно, слов этих бывало достаточно. Да, собственно, и случаи такие бывали диковинной редкостью.

Впрочем, желающие отводили душу и в прекрасно оборудованном тире, и в тренажёрном зале, и на тренировочных площадках. Алексей предпочитал отсиживаться в библиотеке, тоже прекрасной, кстати, по всем статьям. Никто не ругал его за это: его предпочтение считалось в порядке вещей, ничем не хуже других. Основное время у курсантов – в конце концов Подрезов решил, что попал он не на сборы, а на курсы – занимали всякого рода лекции, в основном тоже довольно привычные: о международном положении, перестройке, гласности, «негативных явлениях прошлого». Но было и кое-что поинтереснее: история и теория мошенничества – как не дать себя обмануть, вовлечь в какие-нибудь махинации; много времени уделялось законодательству, точнее «дырам» в нём, и особенно почему-то иностранным языкам, больше всего английскому.