Николай Бредихин - Маленький Лох-Несс. Повести и рассказы

Собственно, никто никого не принуждал к занятиям, можно было все дни проводить в спортивном зале, но бывать на лекциях считалось престижным и зальчики-аудитории никогда не пустовали. Выбор тем тоже оставался за слушателями, единственным условием, опять же, определялось то, чтобы рабочий день был забит до предела. Правда, иногда давались какие-нибудь указания сверху, в чём-то сложившийся порядок корректировавшие, и приходилось им подчиняться.

Справившись с первым раздражением, Алексей довольно быстро приспособился к условиям, в которых он неожиданно для себя оказался. Кое-какими лекционными циклами даже упивался, к примеру, об иностранных трудовом и гражданском кодексах, а уж от компьютера, который казался ему здесь, при убогости оборудования на работе, совершенной диковинкой, его вообще невозможно было оторвать.

Тревожило Подрезова лишь одно обстоятельство: вокруг него бурлила очень напряжённая, на высшей точке кипения, деятельность, а он был как бы в стороне от неё. Наверно, потому что у него совершенно не было денег, так называемого «первоначального капитала», и он понятия не имел, как им разжиться. Попросить Алёну, чтобы она ему какую-нибудь, хоть малую, толику выслала, казалось кощунством, продать с себя ему тем более было нечего. А вокруг шёл нескончаемый, не прекращавшийся ни днём ни ночью торг. Люди перебирались с верхних мест на нижние или (жизнь есть жизнь!) понуро карабкались наверх. Прибарахлялись или, наоборот, натягивали затасканные «треники», разъезжали по городу в автомобилях, при нужде «пользовали» умопомрачительно длинноногих сексапильных девиц.

Очень быстро выяснилось, что за стенами городка, опять же за деньги, можно было найти что угодно: от ночных баров до казино. Алексей после долгих размышлений пришёл к выводу, что готовят их не иначе как к засылке за границу, однако в отношении себя не строил никаких иллюзий, для шпионских целей он совершенно не подходил.

Впрочем, как ни комфортно Алексей чувствовал себя, постепенно обживаясь на непонятных «сборах», он с нетерпением ждал окончания положенного срока, чтобы вернуться домой к семье. Ему было жалко Алёну, она наверняка совсем измоталась, да и по детям он здорово скучал. Однако к его удивлению и даже ярости, когда три месяца истекли, никто и не думал устраивать экзамены, выдавать какие-то свидетельства, устраивать прощальные застолья. Работа шла своим чередом, занятия следовали за занятиями, темы не повторялись, а, наоборот, усложнялись. Постоянно вводились новые предметы. В то же время Подрезов успел заметить, что контингент слушателей не оставался неизменным – он постоянно менялся.

Знакомые лица встречались всё реже, и с Подрезовым в конце концов стали обращаться почтительно, как со старожилом. Ему даже удалось поменять свой статус: он заслужил-таки среднюю полку на нарах. Аркадий тоже оставался в числе курсантов, только теперь никто не называл его иначе, как Аркадием Владиславовичем, и он входил в так называемую организационную коллегию. Алексею в какой-то момент даже сделалось любопытно: человек практически достиг здесь всего, чего только можно, – долго ли он теперь ещё тут задержится?

Однако ясно было, что даже в такой ситуации Аркадий смог найти себя. Он внезапно сделался незаменимым: через него проворачивались постоянно какие-то большие тёмные дела, в которых участвовало, в числе прочих, практически всё курсовое начальство. Причём дел этих было множество и за пределы маленького городка, бездонности которого Подрезов не уставал удивляться, выходили они далеко, опутывая и пронизывая собой весь Советский Союз и постоянно где-то сплетаясь и переплетаясь с другими, подобными. Одним из направлений, как Алексей мог догадываться, была игра на деньги по переписке. Смысл вряд ли стоит здесь объяснять, но сущность сводилось к тому же, к чему и во всех играх подобного рода: проигрывал тот, кто подключался последним.

Как бы то ни было, Алексей долго не продержался и напросился на приём к начальству, желая узнать дальнейшую свою судьбу. Игорь Викентьевич Гладышев, начальник курсов, как и в прошлый раз, внимательно его выслушал, но в просьбе опять отказал.

– Не беспокойтесь, мы сами вам скажем, когда ваша учеба будет считаться завершённой.

Алексей помялся.

– Но ведь многие уже уехали, я здесь вроде как самый замшелый «дед». Постов никаких не занимаю, общественных нагрузок не несу, какая во мне необходимость?

Гладышев помрачнел, но предпочёл уклониться от прямого ответа.

– Мы никак не можем с вами определиться. Есть трудности с вашей аттестацией.

– Трудности? – изумился Алексей. – Трудности со мной? Да я в институте таким «ботаном», зубрилой не был! Хорошо, назначьте мне индивидуальные испытания, я готов сдать любые экзамены. Да будет вам известно: я не пропустил ни одного занятия, усвоил «от и до» весь материал. Хотя здесь почему-то запрещено делать записи.

– Поверьте, мы не сомневаемся в ваших способностях, – едва удерживаясь от того, чтобы не повысить голос, пробрюзжал Игорь Викентьевич, – просто у нас свои критерии, которых вам не понять. Да вам и не нужно понимать. Надо просто набраться терпения.

Терпения! Алексей был возмущён произошедшим разговором до глубины души. Какое ещё могло быть с его стороны терпение? Он предельно точно выполнял все предписания, не участвовал ни в каких сделках, ни с кем не ссорился, «грыз науку» так, что того гляди должен был стереть на ней последние зубы, – что им ещё было надо? Может, они упустили из виду, что у него золотая медаль за школу, красный диплом в институте, ещё куча всяких удостоверений и справок, даже в университете марксизма-ленинизма он успел поучиться дважды на разных факультетах. Им вообще в отношении учёбы на заводе закрывали любые дыры, и он никогда не роптал. Но тут взбунтовался. Да какое они имеют право!

«А имеют! – нашёптывал ему изнутри кто-то. – Как, интересно, ты заявишься на работе – без справки в бухгалтерию, без „корочки“? Выдерут с тебя деньги за три месяца, да ещё уволят по статье. Что ты тогда будешь делать?»

Да, действительно положение его было незавидное. Даже в просьбе об отпуске, разрешении съездить в выходные на пару дней домой ему было отказано.

«Да и чёрт с ними! Сколько же мне здесь ещё обретаться?» – в конце концов решил наплевать на все доводы Подрезов, собрал вещички и затемно, выбрав подходящий момент, перемахнул через ограду и был таков.

Радости дома не было предела. И Пашка-первоклашка и Юлок так и не отходили от папки, буквально висли на нём. Настёна тоже с трудом себя сдерживала, искоса поглядывала на Алексея, делая вид, что страшно занята игрушками-кукляшками, терпеливо дожидаясь своего часа, когда можно завладеть вниманием отца целиком. Алёна же не знала, куда усадить Алексея, чем вкусненьким его накормить.