Михаил Артюшин - Шах и мат. Рассказы

Учебный год второго курса оканчивался хлопотами по сдаче курсовых работ и зачетов. Последним в графике весенней сессии для четвертой группы стройфака стоял экзамен по высшей математике. Настроение предстоящего летнего отдыха чувствовалось повсюду. Уже пустые аудитории и почти безлюдные бесконечные коридоры горно-металлургической кузницы инженерных кадров напоминали о том, что наступили каникулы. Пора и преподавателям отдохнуть от любимых студентов, да и студентам пора с пользой провести два летних месяца, набраться сил для предстоящего нового учебного года! В фойе уже неделю висел список сформированного на базе стройфака стройотряда. Светло-зеленые стройотрядовские куртки с оранжевыми нашивками, сапоги, рабочие рукавицы сложены в рюкзаки. Гитара на стене, отсвечивая полированной поверхностью солнечные блики, напоминала о будущих вечерах у летних костров. «Скорее бы сдать эту высшую математику!» – повторяли друзья при каждом удобном случае.

И вот наступил судьбоносный день. Группа С-73–4 по одному заходила в аудиторию. Студенты, поздоровавшись с преподавателем, клали зачетные книжки на стол, выбирали экзаменационный билет и рассредоточивались по аудитории, занимая свободные парты.

– Боря! Я пошел! – сказал Михаил, взявшись за ручку двери.

– Ни пуха! – хлопнул его по плечу Борис.

– К черту!

Подойдя к столу, Михаил поздоровался.

– А! Вот и последний из могикан! – неожиданно громко приветствовал его профессор.

Положив на стол зачетку, Михаил подумал: «Причем здесь последний из могикан?!» – и потянулся за лежащим с краю билетом. Но тут профессор неожиданно опередил его движение, прихлопнув выбранный Михаилом билет своей пятерней. Морской якорь на запястье профессорской руки, с двумя заостренными, загнутыми краями, ярко выделялся на коже на фоне манжета белой рубашки. Рука бывшего моряка прижала билеты к зеленому сукну стола, и Михаилу на секунду показалось, что своими темно-синими, жирными линиями якорь всей своей тяжестью намертво придавил разложенные по столу в ряд билеты.

– Ан, нет! Билета я вам не дам! Присаживайтесь вот сюда! – рука профессора оторвалась от стола и, повторяя направление, выбранное синим якорем, указала на первую парту, в двух метрах от профессорского стола.

Михаил растерялся от неожиданности, посмотрел на ребят, сидящих за партами и наблюдающих за этой сценой, повернулся в сторону входной двери и, выдержав секундную паузу, взяв себя в руки, медленно сел на указанное место.

Профессор тем временем взял чистый лист бумаги и что-то начал на нем писать.

Открылась дверь аудитории. Борис, убедившись, что можно заходить, бодрым шагом подошел к экзаменационному столу.

– А! – радости профессора не было предела! – Вот и еще один могиканин!

Ничего не понимающий Борис положил зачетку рядом с зачеткой Михаила и занес руку над билетами, гадая и выбирая билет, как свою судьбу, на ближайшие три часа. Рука профессора тоже зависла над столом, пытаясь наложить вето на белый ряд заветных листков, но в последний момент морской якорь наполовину закрылся манжетой рубашки, и карающая длань опустилась на другой край стола.

– Ладно! Берите билет! – смилостивился он к очередному представителю «племени могикан».

Выбрав билет, Борис прошел мимо Михаила, высоко подняв брови, всей мимикой спрашивая: «Что случилось?!» – Михаил в ответ в отчаянии махнул рукой, мол: «Все! Труба!»

Через пару минут профессор встал и положил перед Михаилом два листа бумаги, сверху до низу исписанные синими чернилами.

– Решишь – будем дальше разговаривать!

От такой несправедливости Михаилу стало тоскливо. «Пятнадцать уравнений! Что делать? – рассуждал он про себя, взвешивая все за и против, – встать и уйти? Но все равно сдать-то когда-нибудь надо! Не бросать же учебу!»

Представив на миг огорченное лицо матери, если он вдруг вернется домой, исключенный из института, подумал: «Два года я готовился к этому экзамену! И все коту под хвост?!» Проснувшаяся в нем злость на эту несправедливость помогла ему сосредоточиться. Решение уравнения он аккуратно записал на чистый лист бумаги и перешел к следующему заданию.

Прошло три часа. Группа сдавала экзамен, и аудитория постепенно пустела. Студенты, по очереди подсаживаясь за стол к экзаменатору, отвечали на вопросы по билетам. Просматривая решения, определяя уровень знаний сидевшего перед ним студента, иногда задавая дополнительные вопросы, профессор выставлял отметки в зачетные книжки. К тому времени Михаил решил все предложенные ему заведующим кафедрой в качестве испытания пятнадцать заданий. Торопиться в его положении смысла не было, он он решил не тянуть кота за хвост, встал из-за парты и протянул через стол исписанные листы бумаги профессору, как бы спрашивая: «Дальше-то что?»

– Ну-ка, посмотрим, что у вас тут, коллега! – заметил профессор.

Просматривая один за другим листы контрольной работы, он жестом пригласил Михаила присесть на стул, стоящий с другой стороны стола. Он видел, что контрольная решена без ошибок. Не выпуская листы из рук, он уже оценивал экзаменуемого студента по внешним признакам как человека. Этот голубоглазый блондин со шрамом на щеке под правым глазом, приехавшей поступать два года назад, еще тогда показался ему лидером бандитской шайки. Слишком уверенно он вел себя тогда в приемной комиссии. Тот самый Чудинов, он до сих пор помнил эту фамилию, видно было, что слушался его безоговорочно! Несколько последующих встреч на улице с этой компанией окончательно убедили его в этом предположении. Даже уверенная поступь, чуть впереди своих спутников, выдавала в нем лидера. За прошедшие два года старая обида и негодование от хулиганского поступка пацана, с прилизанными волосами, злыми, сверкающими глазами и «ножом за пазухой», уже утихли. В приемной комиссии он смотрел его документы. Типичный троечник, с одной пятеркой по физкультуре. Как он умудрился получить «отлично» за вступительное сочинение?

А сейчас ему импонировала реакция этого «главаря» на устроенную им предварительную проверку знаний. Другой бы раскис, а этот собрался, достойно повел себя. Опять видна уверенность в своих действиях. По опыту он знал, что уверенность студента всегда подкреплена только прочным знанием предмета. Он окинул взглядом десяток разложенных на столе зачетных книжек и взглянул на часы. Да, время еще есть! Он любил экзамены за эти минуты торжественности, висящего в воздухе напряжения от ответственности за последствия, наступающие в результате проверки знаний студентов. Он любил эти минуты общения на экзаменах за их непредсказуемость, своеобразную лотерею для студентов, приносящую кому удачу, а кому и разочарование.