Николай Игнатенко - Дельфин

– В этом вы правы, Николс. Я не признал вас сразу, потому что…

«Потому что ты пьян» – подумал писатель, сценарист и, с недавнего времени, продюсер.

– Вы нечасто появляетесь на публике, но ваши романы и сценарии я знаю прекрасно.

Эд начал жестикулировать и включил в беседу свою богатую для звукорежиссёра мимику.

– Она и вправду самая невероятная девушка во всей вселенной. Вы представить себе не можете, какова она. Получив в свои руки славу, Эмилия не стала разбрасываться её острыми перьями – она запустила их в себя, утопила лезвия, чтобы не поранить своих близких. Знаете, она все еще наивна, открыта и добра, она всё еще человечек, а не то подобие, которое разгуливает в разукрашенном песце на шее по ковровым дорожкам. Вы бы видели её…

– Я видел. И хочу увидеть еще.

Техник смущался и путал слова, но сейчас его речь начинала быть решительной.

– Кем бы вы ни были, пустить просто так вас к ней я не могу. Зная её – то, что вы сделаете, даст вам открытый путь к её сердцу. Она трогательна, влюбчива, это настоящая принцесса. Слишком просто и легко, а я вас совсем не знаю.

– Но если я до этого додумался и решил осуществить, и даже рискую, и даже упрашиваю вас, не означает ли это, что я тот самый принц к принцессе в комплекте?

Звуковик почесал затылок и взглянул на дно стакана.

– Возможно. Но как нам в этом убедиться?

– Проверить временем.

Эд откинулся и вздохнул.

– Я не могу. Простите, это нарушение всех законов театра и чести. Счастливо.

Техник поднялся и, схватив в охапку шляпу и шарф, выдвинулся в сторону выхода.

– Эд?

Уже у самой двери он оглянулся.

– Что вы знаете о «Дельфине»?

Принц пошел ва-банк.

– Это вы ответственны за то шоу, которое грядёт в ближайшем будущем?

– Несколько человек и я. Команда. Я один из них, и генеральный продюсер этого представления. Как вы понимаете, моё имя не пустой звук в творческих кругах. И сейчас остановил я вас не для этого, а для того, чтобы поговорить на совершенно иную тему.

Эд задумался, отражаясь во вновь наполненном стакане, поднятом в его честь над столом, а писатель продолжал.

– Я хочу предложить вам работу. Нам очень не хватает квалифицированного звуковика, и, увидев вас в деле, мне пришла в голову мысль, что вы нам очень подойдете.

Лука постучал пальцами по столу.

– Всю жизнь… знаете, всю жизнь при слове «театр» у меня перед глазами стоял «Дельфин». И сейчас, когда я дождался своего приглашения, то… оказался связан контрактом с «Равенной».

– А вы не разрывайте контракт. Один вечер раз в несколько месяцев. Ваши работодатели не пострадают от нашего сотрудничества. Я их пьесами обеспечиваю, уж звуковика они отпустят на вечерние репетиции пару-тройку раз в неделю, да так, чтобы не совпадало с их графиком. Это ваше свободное время и свободное, соответственно, решение. Вы фрилансер, спрятанный в комнате с аппаратурой, которая находится в помещении вашей мечты. Никаких имидж-потерь для «Равенны».

Техник качал головой и слегка гудел, принимая тяжелое решение. Наконец, он выдавил с энтузиазмом и облегчением:

– Я… я не могу вам отказать. Не тут. Не с этой просьбой. Даже несмотря на то, что вы за сегодняшний вечер дважды предложили мне нарушить устные и письменные договорённости.

Лука улыбнулся.

– Мечты сбываются, друг мой. Приходите на досуге в «Дельфин», посмотрите, как идёт декоративная работа. Преображение закипает в полной мере. Для вас эти двери всегда открыты.

До звуковика только сейчас начинал доходить масштаб с ним случившегося.

– Когда будут репетиции, мы вам позвоним. А пока – походите, погуляйте. Теперь это и ваш театр тоже.

Эд был не столько озадачен, сколько взволнован, но по его расчерченному морщинами лицу этого было не сказать. Пухлый от природы, покрытый густой, уже начинавшей седеть бородой и, судя по всему, живший в классической инженерной жилетке, где покоились очки, часы, линейки и карандаши (ох, стереотипы), несчастный заложник сладкого шантажа сейчас находился между состояниями вины и исполнения мечты. Он балансировал в сладости и едком ощущении предательства (по его собственным ощущениям), поочередно окунаясь в каждую из сторон. Эд категорически не любил всё упрощать, составляя целые узлы из, казалось бы, шелковых нитей, и алкоголь сейчас ситуацию не облегчал – утяжелившийся и надутый звукорежиссер был похож на Санту, побывавшего в реальном мире чуть больше, чем 5 минут в дымоходе.

Наконец, он прекратил бесконечный поток мыслей, чем уже стал героем в своих мутных глазах и вновь обратился к Луке:

– Каков будет новый «Дельфин» – вопрос вопросов. Старый заставил бы меня считать «Равенну» остановкой в мотеле на пути к нему.

Лука ожидал вопрос, который затронет пространную тему, смоченную алкоголем, но такого поворота он не предвидел.

– «Дельфин» вам известен лучше многих.

Эд усмехнулся и принялся рассеянно считать капли на окне, попутно бормоча так, чтобы это было внятно услышано, но при этом не было распознано как трезвая речь:

– Каждый, знаете, каждый в этом городе, кто хотел стать чертовым творцом или его подмастерьем, как вышло у меня, знал всё о «Дельфине». Кто его знает, что происходило там, чем он славился – вроде бы тот же театр, что и другие. Даже трещин побольше, чем в других.

– Сейчас их не будет.

Эд отмахнулся от циничного тона писателя, который явно высмеивал пьяную тональность звуковика.

– Вам не хуже меня известно, о чем я, раз уж вы не то что взялись испытывать свои шансы с Эмилией – вы решились снова поднять рай на земле из пепла.

– Не преувеличивайте. Всему есть предел, и здесь он явно вертикальный…

Грубая рука звукорежиссёра неожиданно жестко накрыла предплечье Луки, охватив его полными пальцами и слегка впившись ногтями. Писатель вскинул брови и с силой дёрнул конечность обратно, однако Эд оторвал взгляд от миллионов отпечатков дождя на прозрачном бывшем песке, ограждавшем душное заведение от внешнего мира и вдруг проговорил с пограничной эмоцией, скорее отдававшейся из зоны обиды:

– Вы… Вы взялись за это место – не недооценивайте его для публики этого города. Мы выросли тут, в этих шляпах и в этих шарфах у очередной вывески, которые не как на Бродвее – они местные, дельфинские, в них лампочки другие.

Лука внимательно слушал исповедь, выраженную в иных словах, нежели обычное сокрушение в грехах.

– Николс, если вы вознесете звезду хоть на немного ниже, чем она светила раньше, если хотя бы на толику её свет будет менее ярким, чем раньше, то вас не простят, вас съедят, вас сотрут в приправу – мельницу прежде, чем вы откроете двери. «Дельфин» – это первый год нашей эры в театрах – если не сможете обнулить мироздание, то лучше не беритесь.