Николай Игнатенко - Дельфин

Лука хлопнул брата по плечу и достал карту-схему главного зала «Равенны» из внутреннего кармана пальто.

– Нам повезло. Младший брат был явно удивлён наличием у затейщиков карты исполинского театра.

– Выторговал у одного сотрудников технического отдела за билет на следующее шоу в «Дельфин». И да, его зовут Эд. Тот самый звуковик.

Август изобразил гримасу:

– Ты выторговал эту схему на мои проникновенные песни?

– Скорее на свои часы продюсерской работы. Причем в штат, нам ведь нужен звуковик? Невелика цена для свидания с самой красивой девушкой в жизни, правда? Дать работу человеку, в котором мы нуждаемся?

Август криво улыбнулся и принялся водить пальцем по плану.

– Посмотрю я на этого Эда, который работает по блату. Один из разъемов, стало быть, находится на алее, заканчивающейся сценой. В проходе, находящемся лицом к сцене, так? Явно использовалось для какого-то представления, начинавшегося прямо в зале.

Будущий принц кивнул.

– Разместив там стойку за несколько минут до полуночи, пока она будет готовиться к своему номеру, мы получим некоторое время для того, чтобы ты с Эдом отключил освещение в зале, оставив лишь прожектор на её стойке, а также вывел меня на систему звучания «Равенны». У тебя будут первоклассные игрушки. Когда Эмилия начнёт петь, я буду за стеной из темноты и её воображения ровно до тех пор, пока ты не явишь меня миру.

Музыкант с огнём в глазах посмотрел на брата:

– По-моему, нам выпал тот самый шанс один из ста.

Лука отпил кофе и поднял брови:

– И я о том же. До сих пор не верится.

Постучав по рулю, старший брат продолжил:

– Но и это не конец истории. План отступления тебе понятен. Нескольких секунд после окончания музыки, а не финала эмоционального взаимодействия и молчания, тебе должно хватить, чтобы вылететь из будки и устремиться по начерченному маршруту в сторону окна, по пути вновь отключив свет. Я пойду на тёмную по памяти, эти проулки я выучил достаточно хорошо.

Младший брат думал.

– Охрану избегать не приходится, то есть, тут вопрос только в том, чтобы уходить не тем маршрутом, которым она пойдет нас искать.

– Именно.

Август застучал ногтями по картонному стакану и задумчиво проговорил, по пути представляя происходящее:

– Если всё слепится гладко, нам хватит пяти минут, чтобы исчезнуть с территории «Равенны», оставив красавицу с несколькими очевидными и романтичными уликами и догадками, кто же сейчас разделил с ней этот трогательный миг.

– Ага.

Поиск братьями точки, от которой можно оттолкнуться, прервало движение в главных дверях огромного театра. Вдруг Август суетливо дёрнул ручку-фиксатор кресла и упал в лежачее состояние с очень обеспокоенным видом. Нахмурившись, Лука шумно вздохнул в сторону законспирировавшегося брата и вернулся к рассмотрению происходящего у входа. Эмилия в ярко-красном пальто и с небольшой сумочкой на плече, вышла из театра в компании звукорежиссёра, и, попрощавшись с ним у последней ступеньки большой лестницы очаровательной улыбкой, расцветшую в дружеский смех, застучала каблуками в сторону выхода из парка. В этот момент кресло Луки рухнуло под заботливой рукой младшего брата и тот больно ударился о подголовник, влетев в него затылком и растянувшись во весь рост.

– Не самая большая боль из тех, что мы сегодня могли испытать.

На секунду девушка задержала взгляд зелёных, при этом освещении фонарей, звезд на одиноком сером автомобиле на парковке, но не рассмотрев ничего, что могло бы сдать конспираторов, продолжила путь в падающую от луны тень гигантских деревьев. Август вернул сиденье в исходное положение из горизонтального и заключил:

– Судя по всему, плана «Б» у нас не будет.

Глава 16. Оковы, сделанные в попытке быть свободным.

Все вокруг было скромно, но уютно, и первое, что бросалось в глаза – огромное количество нот. Ноты на столе, многократно перечеркнутые, ноты на фортепиано, бережно укрывающие драгоценные клавиши от чужих опасных глаз, ноты на обоях, и даже на чайной кружке. Часы показывали без нескольких минут восемь вечера. Август не славился склонностью к порядку, но все вокруг пребывало в удивительной гармонии с самим хозяином, его натурой, и, что главное, вызывало исключительно приятные эмоции.

Лука часто бывал у брата, когда тот готовился к выступлениям. Не имея таланта к пению, по собственной оценке, старший брат имел восхитительный слух и некоторые композиторские способности, но стоило кому-нибудь упомянуть об этой стороне его таланта, то он лишь отмахивался. Музыкой Лука не занимался профессионально, но способности и душа тянули его к этому миру, а потому он ограничивался лишь жизнью в окружении целой вселенной звуков, мелодий и песен. Гость упал в мягкое кресло-качалку, и стал оглядывать многочисленные музыкальные инструменты, и приглядываться к трижды опаленным гневом черного маркера листкам.

– Я не смогу помочь тебе ничем, кроме духовной поддержки. Я могу сидеть здесь, и кивать головой, когда ты будешь попадать в ноты.

Август качнулся от фортепиано к барной стойке, по пути сбросив с плеча полотенце.

– Ты говоришь так всегда, а потом подскакиваешь, и хватаешь листы, переписывая около трети, и всегда подкрепляешь это тем, что ты беспокоишься за мою карьеру.

Младший брат кочевал от инструмента к инструменту, поглаживая каждый из них, и не спеша вещал:

– И в этот момент я перестаю узнавать своего брата-писателя. Нет, в напоре тебе не откажешь, ты всегда славился этим, у нас похоже родовое что-то, но твои глаза… они меняются.

Лука набрал достаточный ритм раскачивания и не отводил глаз от пепельницы брата.

– Я вижу в тебе некоего другого человека, который всегда был немного другим, нежели твоя оболочка. Я вижу твои строки в тебе в этот момент, вижу в тебе твоих героев, твои метафоры и всю твою жизнь с другого угла зрения.

Август помедлил, но, сминая листы с нотами, продолжил:

– Я никогда не видел тебя за работой, но я готовь поставить все на свете, что именно таким ты пишешь. Не одержимый, а одухотворенный.

Лука, приподнявшись с кресла, подпер голову руками, и вновь погрузился в раздумья, но теперь уже вслух:

– Где-то внутри я втайне надеюсь, что смогу помочь тебе в подготовке, каждый раз, каждую ночь накануне, и моя надежда каждый раз обрастает такой силой, которую я уже не могу контролировать. Это то самое, что приходит и уходит. Но в то же время, я не хочу портить своим вмешательством твою работу, твою жизнь.

Август улыбнулся и похлопал посуровевшего брата по плечу:

– Не думаю, что они стали хуже от еще одного ряда вычеркиваний маркером.

Лука некоторое время смотрел прямо на Августа, а после, хлопнул его по плечу в ответ, отправился на кухню.