Ксения Спынь - Дальний свет. Ринордийский цикл. Книга 3

Снаружи тянулась ночь: сизоватая, дымная, когда свежий ветер спорит с горело-электрическим запахом бегущих где-то трамваев. Городская бледно-серебристая луна – священный диск меж рогов древней богини, по ошибке оказавшийся здесь, – зависла над тонкими скалами многоэтажек.

Такая же ночь была и тогда – когда после смерти Софи Китти осторожно вскрыла нижний отсек шкатулки и всё же распечатала давно хранившиеся там бумаги. (До того только видела конверт, но поостереглась его повредить: если Софи о нём знала и просто проверяла, знала ли Китти, то могла и затребовать шкатулку обратно – посмотреть, всё ли на месте). Что ж, бумаги рассказали много интересного. Но для чего оно теперь…

Ничто уже, в действительности, ни для чего. Так было и будет: в этом хороводе нет «своих» и врагов и, если присмотреться в прорези масок, все лица здесь едины. Колесо идёт своим чередом, им ничего не дано изменить – ни ей, ни Феликсу. Разве что засвидетельствовать как любопытный факт. Почему бы и нет: им определённо больше нечем заняться.

Это превращалось в игру – бесцельную, бесконечную; её невозможно выиграть, из неё нельзя выйти.

Нет, на самом деле, минимум один способ есть – лёгкий, быстрый и очевидный. Китти села к столу, выдвинула ящик: здесь хранился пузырёк, нетронутый ещё со времён службы.

Даже два (в том же ящике чуть дальше лежит пистолет).

Так, а теперь задвинем ящик, и давай по-нормальному, без глупостей.

О чём она думала перед этим… Пока служила у Софи, всё могла держать в голове. Теперь же то и дело что-то упускает. Будто идеально работавшая до сих пор машинка всё-таки сломалась.

Ах да, Феликс.

С Феликсом, в принципе, всё просто, можно даже ничего не предпринимать. Ещё одна его уязвимость (которую Китти нигде не упоминала, потому что это могло быть кем-то использовано) – он не выносит одиночества. Значит, скоро явится сам.

Она встала из-за стола; не раздеваясь, прилегла на подушку. Может, сегодня всё-таки удастся заснуть, хоть ненадолго.

Почти тут же троеточьем раздался дверной звонок. Китти приподняла голову.

– Раньше, чем я думала.

– Да я это, я! – бросил в ответ Феликс. Нафига она вообще спрашивает: кто ещё в новые времена будет вызванивать традиционный позывной подполья.

Китти открыла дверь – как всегда, безупречно элегантна и глянцева. Час ночи.

– Заходи, – она отодвинулась от дверей. – Что-то не так? Неважно выглядишь.

– Ты прекрасно знаешь, что как, – пробормотал он.

– В общих чертах.

Они прошли в комнату. Китти уселась на диван и смотрела со спокойным внимательным любопытством. Феликс сел рядом.

– Так ты… Хотел что-то сказать? – наконец поинтересовалась она.

Феликс попробовал было, но понял, что слова разбежались. Что их просто и нет уже.

– У тебя есть что-нибудь выпить?

Китти слегка удивлённо подняла брови:

– Всё совсем плохо?

Феликс не ответил. Китти легко поднялась и вышла.

– У меня… – раздался её голос с кухни. – Кажется, ничего нет. А, есть такая штука, – она появилась в дверях, держа зеленоватую бутылку.

– Что это?

– Nolle. Вроде мятного абсента. Жуткая гадость.

Она наполнила два матовых стакана из толстого стекла, один передала Феликсу, а со вторым села обратно на диван.

Феликс отпил было, но закашлялся после первого глотка.

– Я же сказала, жуткая гадость, – без интонаций проговорила Китти. Сама она просто сидела, держа стакан в руках и глядя в стену перед собой.

– Ладно, – Феликс поставил стакан на пол. – Можно и так.

Он подождал ещё с минуту, собираясь с мыслями.

– Лаванда не хочет меня принимать – тут ты, кажется, выиграла, – он невесело усмехнулся. – Пробовал через Гречаева, ещё по-разному… Всё глухо. Кому какое дело.

– Дела нет никому, – нечётким эхом отозвалась Китти. – Всё, что в нас было для них… полезного, мы уже сделали. И этот мир… не наш теперь. В нас он не нуждается.

– Про мир я тоже думал, – Феликс небрежно кивнул. – Вот по промзонам шёл и думал: может, надо было после школы в рабочие идти, на завод. Чем-то ведь даже проще: ни о чём таком не задумываешься, вечером вернулся с работы, пожрал, включил телик… Ещё один день. А вот сейчас, знаешь, вроде бы всё уже нормально – но я-то чувствую, что что-то не так. Помнишь, как тогда – когда только пришла Нонине?

Китти не ответила.

– Нет, Лаванда, разумеется, хорошая и правильная девочка, – он вновь усмехнулся. – Но… что у неё в голове – я не знаю. Что-то очень своё. Гречаев вот говорил, что она вещь в себе. Правильно, в общем, говорил. А мне почему-то кажется, что, если б она могла обустроить собственный идеальный мир… нас бы в нём не было.

(«И знаешь, мне страшно», – хотел сказать он, но в последний момент раздумал. Этого он не скажет даже Китти).

Она по-прежнему молчала.

– Не, я понимаю, что теперь даже протестовать не имею права, – тихо рассмеялся Феликс. – Что я сам её и привёл… я лично, да. Был не прав, ошибался, – он перевёл взгляд на Китти. – Ну что ты молчишь?

Она повернула голову:

– Прости, ты что-то говорил?

Нет, судя по её выражению, это не было никаким приёмом: она действительно не слышала. Только сейчас, взглянув на неё пристальнее, Феликс понял, что она тоже далеко не в лучшем состоянии. Бледность-то – ладно, а вот кругов под глазами у неё раньше не водилось. Равно как и манеры то и дело прерываться посреди предложения.

– Ты сама-то как? – спросил он.

– Ничего, просто бессонница. Ты что-то говорил про Лаванду?

– Я говорил, что не знаю, чем это кончится и куда она нас всех заведёт.

Китти качнула головой:

– Лаванда не одна…

– Конечно, там много наших, – неохотно согласился Феликс. – Вот странное дело: вроде бы давно знаком с этими людьми, могу рассказать о каждом… А теперь кажется иногда, что и не знал их вовсе.

– Может, и не знал.

– Так… – он тут же уловил зыбкую недоговорку в её тоне. – Тебе что-то известно? Да?

– Может быть…

– Так рассказывай, – Феликс жадно уставился на неё во все глаза.

– Зачем?

– Что значит «зачем». Если что-то не так с теми людьми, это надо знать сейчас.

– Чтобы что? – самые краешки её губ изогнулись. – Ещё раз устроить революцию?

– А что, считаешь, не вариант?

– Смотря для чего, – Китти пожала плечами. – Если для красивого и пафосного финала… То может и прокатить.

– Хочешь сказать, на штурм я шёл для этого? – фыркнул Феликс.

– А хочешь сказать, это не так?

Несколько мгновений она смотрела на него серьёзно, затем отвернулась. Заговорила:

– Хорошо, ответь мне на один вопрос. Ты действительно хочешь поменять что-то к лучшему? Что-то конкретное, чтоб потом жить с этим? Или ты просто, как всегда, против?

Феликс замолчал ненадолго.