Артем Краснов - Кипрей

– Вы ошиблись, – проговорил я стальным голосом.

Дать этому идиоту с локтя в нос? Нет, терпи.

– Я здесь не за этим, – добавил я. Голос мой потрескался от гнева.

– Ма-алчать! Вну-утрь! – рявкнул он, растягивая теперь гласные.

Лязгнул механизм решётки, створка сдвинулась вбок, открывая просторную камеру. Два спальных места и туалет в углу занимали лишь малую её часть.

– Старшего позовите, – потребовал я, не двигаясь.

– Чё, борзый? – прошипел голос.

– Вы ошиблись.

– Вшёл!

Он так и сказал – вшёл.

– Зря ты… Зря ты… – повторял седой подросток.

Секунда растянулась. Ахиллес не мог догнать черепаху. Я словно пытался проснуться, но ощущал лишь паралич. Ошибкой было не моё согласие приехать. Ошибки случились раньше… Я ведь знал, что так и будет. В решётках есть привлекательность. Решётки избавляют от сложных решений. Решётки снаружи позволяют снять решётки внутри себя. Здесь не надо будет мучиться. Здесь ты осуждён, а значит, прощён.

– Кириллов! – раскатилось по залу. – Да не он это!

Я хотел повернуться, но не сумел. «Ты уже арестант», – мелькнуло в голове.

– Кириллов, что ты к нему прицепился? – снова возмутился голос. – Этого ко мне давай!

– Налво! – скомандовал Кириллов без тени смущения, снова перейдя на свой экономичный диалект.

У винтовой лестницы стоял человек, одетый по-дачному в лёгкую куртку, трико и шлёпанцы. После сатаны Кириллова он выглядел удивительно живым и подвижным. Жесты его были нетерпеливы: он приказал Кириллову идти, и тот растворился, так и не дав себя разглядеть.

– Маркизов, – протянул мне руку человек. – Пётр Алексеевич. Начальник отделения. Пойдёмте.

Маркизов был невысокого роста, покатый и чуть суетливый. Он говорил без умолку, то ли маскируя неловкость, то ли соскучившись по собеседнику.

– А вы слышали историю «Солнцепёка»? Не слышали… – довольно улыбался он. – Сто лет назад здесь вокруг были золотые прииски. Здесь такие вещи творились! Когда строили «Солнцепёк», находили кости людские. Каторжники мыли. Вы знаете, как тогда мыли? Вот так просеивали, – он показал как. – Один-два грамма за смену. Когда-то давно сюда приезжал Стрекович. Слышали про Стрековича?

Я почти не воспринимал его. Я добавил в свой мысленный отчёт:

«Коммуникация на уровне средних начальников налажена плоха. Конвоиры проявляют своеволие. Руководитель подразделения склонен к риторике».

– Не боитесь? – услышал я настойчивый вопрос.

– Простите?

Мы стояли на пересечении коридоров: широкого и освещённого, по которому пришли, и уходящего в темноту узкого прохода.

– Не побоитесь дойти один? – кивнул Маркизов. – Тут недалеко: метров тридцать. Подождите там. Мне нужно распорядиться. Это ненадолго. Идите-идите. Или боитесь?

Я шагнул в проход. Темнота была настолько плотной и холодной, что я перестал видеть пар изо рта. Я оглянулся: светлый проём позади был пуст.

Я добрался до стены, ощупал её. Коридор поворачивал налево. В слабом свете я разглядел старую мебель, за которой виднелся выход. Я протискивался между старых кресел, этажерок и деревянных балок, когда дверцы старого шкафа внезапно распахнулись и что-то скрюченное кинулось на меня с бешеным лаем. Я шарахнулся в сторону и дёрнул руку к несуществующей кобуре на поясе, но тут узнал в горбатом существе Маркизова. Он хохотал, приседая от восторга:

– А говорили не забоитесь! – хрюкал он. – Вот такие у нас тут коридорчики! Коридорчики-чики, голубчики-чики!

Потом он угас и посмотрел на меня с укором, словно я недостаточно оценил его шоу. Я молча двинулся вперёд. Несмотря на выходку Маркизова, пульс мой не участился. Я словно ожидал чего-то подобного.

«В подразделении балаганная обстановка, руководитель экзальтирован и неуравновешен», – добавил я в отчёт.

В кабинете Маркизова мы пили чай с сухарями, сделанными из засохшего хлеба с изюмом. Маркизов ломал сухари на много частей, удаляя весь изюм. Процесс поглощал его полностью: он даже умолк на время. Сморщенные комочки валились на лист бумаги. Горка походила на кладбище тараканов. Очищенные сухари Маркизов вымачивал в чае и блаженно жевал.

Добытый изюм Маркизов пересыпал в прозрачную тару, которая стояла рядом с банкой, полной мраморной щебёнки или каких-то мелких предметов. Заметив мой взгляд, Маркизов оживился:

– Ну, что это? – он взял банку и высыпал на ладонь несколько белых катышков.

– Зубы? – удивился я.

– Ага! – воскликнул он. – Видите?

Он взял коренной зуб, хорошо сохранивший форму, и стал маршировать им по ладони.

– Приходят с зубами, а уходят налегке.

Лицо моё, видимо, стало мрачным. Он опять рассмеялся:

– Да бросьте вы! У нас тут стоматологический кабинет работает. Всё по врачебным показаниям. Хорошо работает, надо сказать! Я сам к ним хожу.

Работал кабинет действительно неплохо. Банка была полной на треть.

– Странно это всё, – проговорил я нехотя, решив начать с косвенной критики. – Этот ваш Кириллов с катушек съехал? Если бы вы не появились, он бы запер меня?

– Это же его работа, – ухмыльнулся Маркизов, отхлёбывая чай.

– Запирать посетителей? Без приказа? Невиновных?

– Невиновных? – переспросил Маркизов. Хитрое выражение застыло на его лице.

Я держал его нахальный взгляд:

– Послушайте, от вашего руководство поступил запрос. Я согласился выполнить работу. Если ко мне какие-то претензии…

– Так прекрасно! – перебил Маркизов, словно наконец-то осознал, зачем я здесь.

Он поднял телефонную трубку, крутанул диск и несколько секунд молча слушал, а потом рявкнул:

– Чтобы через час было!

Он хлопнул трубкой и несколько секунд приходил в себя от захлестнувшей его ярости, оставившей на щеках красные ожоги. Успокоившись, он вдруг спросил с необычайным любопытством, словно речь шла о чём-то тайном и чрезвычайно важном:

– Так сколько же времени вам нужно?

– Зависит от сложности татуировки. Мне не прислали эскизов.

– Эскизы он сам отдаст. Так сколько времени?

– Восемь часов, – ответил я, чтобы отвязаться.

Маркизов оживился:

– Может быть, экскурсию хотите? У меня есть доступ в старую часть тюрьмы. Да-да, ту самую.

Я понятия не имел о чём речь и ответил сухо:

– Пётр Алексеевич, я бы предпочёл сфокусироваться на работе и покинуть расположение «Солнцепёка» не позднее завтрашнего утра.

– Воевали, – кивнул он словно бы с уважением. – Юридический факультет, полиция, опергруппа. Знаю, знаю про вас! Следователь, старший следователь, начальник отдела. Как же вас занесло в кольщики?

– Занесло вот.

– Разжаловали?

– Нет, ранняя пенсия. Не захотел продолжать.

– Не нравится вам наш уклад? – сощурился Маркизов.

– Буду откровенен, я привык к большей предсказуемости.