Мира Гладких - Истории Всадников. Коллективный сборник

Кот разрешен, между прочим, на законных основаниях и имеет должность. Помогает пациентам проходить адаптацию до и после операции. Особенно ему рады дети.

– Паола ты в порядке? – в дверь душа поступали. – Да, все норм. – отозвалась девушка.

Точно надо поспать. Посмотрев в зеркало она улыбнулась. Она все делает правильно. Поправив ворот блузки она вышла из душа.

Кивнув обеспокоенному Диего, мол, все хорошо. Парень выдохнул и ушёл. Паола же отправилась в комнату отдыха.

Да, фамилия настоящая. Да, моя. Да, с рождения.

Анкетные данные зашифрованы. Из биографии известно, что за двадцать лет трудовой деятельности умудрилась сменить шесть профессий. Каждый раз кардинально. Бывший пресс-секретарь, немного журналист, чуть-чуть археолог, ныне сотрудник солидной государственной структуры и по совместительству мама двоих детей.

Один из основателей, вдохновителей и руководителей литературно-театрального проекта, актриса Первого нижегородского плейбек-театра. Знаю множество историй, которыми готова поделиться.

– Здесь грустно и одиноко. Поговори со мной, путник.

Именно так начинается наш еженедельный ритуал. Каждые выходные я прихожу сюда, в эту больничную палату частного хосписа. И каждый раз я одновременно боюсь и надеюсь, что это в последний раз. И каждый раз она встречает меня этой фразой. Она всегда любила фантастику. А этот роман какого-то русского автора привлекал ее особенно. Два в одном: удивительные миры и удивительные истории.

Я смотрю на нее. Цветастый шарф, повязанный на манер чалмы, подчеркивает тени, залегшие вокруг глаз. Кисти рук настолько тонкие, что кажутся прозрачными. Она улыбается, но взгляд ее сегодня какой-то безжизненный. Я выкладываю на тумбочку красные яблоки, которые она так любила раньше, сажусь рядом.

– Какую историю ты хочешь услышать сегодня?

Взгляд ее становится сосредоточенным, она погружается в один из своих миров.

– Ту, которую ты для меня приготовил, – шепчет она, наконец.

И я начинаю свой рассказ:

– Однажды много-много лет назад началась эта история. Нет, не случилась, а именно началась. Когда именно – никто точно не знает. Может, году в 1925, когда на свет появился один из ее участников. А может быть, позже, в 1939 – тот год стал поворотным для миллионов людей. А может быть, она началась где-то в середине семидесятых, когда одна огромная страна дружно шагала в светлое будущее. Или она началась лет пять назад с одного несчастного случая? А может быть, эта давняя-давняя история началась только что, с первого предложения?..

Небольшой кирпичный домик на самом краю дачного массива. Аккуратный заборчик вокруг, кусты сирени, почти скрывающие дом и двор от посторонних глаз. Тишина и спокойствие, только птицы перекликаются друг с другом. Спокойствие и умиротворение – пожалуй, именно этими двумя словами мог бы описать это летнее утро Максим, весьма именитый журналист одной из центральных столичных газет. Впрочем, на душе у него было далеко не так мирно и спокойно, скорее наоборот.

Молодой человек чуть замер в нерешительности перед заборчиком, бросил взгляд в сторону только что подъехавшей «Волги», вздохнул, толкнул резную калитку и направился к дому. И тут же на него с лаем бросился огромный дог.

– Тигр, фу! – послышался оклик хозяина.

Услышав кличку, Максим вздрогнул, по лицу его на мгновенье скользнула гримаса боли, смешанной с брезгливостью.

– А, Максимушка, ты, – поспешил ему навстречу хозяин. – Сколько лет, сколько зим! Давненько не заглядывал на огонек, совсем забыл старика. Проходи, дорогой, – мужчина приветливо улыбнулся, приглашая гостя в дом.

Александр Юрьевич Мироненко, редактор одной из известных столичных газет, известный переводчик, писатель, поэт. Учитель и наставник Максима Шумейко, когда-то взявший под свое покровительство начинающего журналиста. Спортивный, подтянутый, выглядевший очень молодо для своих пятидесяти лет, с приветливым лицом и широкой обаятельной улыбкой, редактор умел располагать к себе людей с первого взгляда.

– В дом пройдем или на веранде расположимся? – продолжал между тем хозяин. – Тут воздух свежий, конечно, но в доме прохладнее.

– Давайте в дом, подальше от любопытных глаз, – улыбнулся Максим.

– Так я и подумал, что не просто так ты ко мне пришел, – шутливо погрозил Мироненко пальцем молодому человеку. – Что за дело, выкладывай! Там? – он кивнул на толстую папку, которую Максим держал в руках.

– Там, – согласился Максим. – Но давайте все же в доме.

Мужчины прошли внутрь. В комнате и правда было прохладно. Плотные занавески на окнах создавали легкий полумрак, не пуская солнце даже через распахнутые настежь окна. Мироненко жестом пригласил Максима присесть в одно из низких кресел у маленького столика, а сам прошел на кухню и загремел посудой.

Через десять минут он уже вернулся в комнату, неся в руках небольшой поднос, на котором стояла бутылка «Еревана», две рюмки, несколько свежих огурцов и порезанная «Московская» колбаса.

– Извини, дорогой, не ждал. Чем богаты, как говорится, – хозяин пристроил поднос на столик, а сам расположился в свободном кресле. – Так какую историю ты хотел мне рассказать сегодня?

– Историю? – задумчиво переспросил Максим, глядя, как учитель разливает по рюмкам янтарный коньяк. – Даже не знаю, с какой начать.

– А у тебя их много? Давай с любой, а то заскучал я в дачной тишине. Грустно и одиноко тут порой, развей же мою тоску, сделай милость.

Максим ненадолго задумался.

– Знаете, – начал он, – а это интересная идея для романа. Два человека ведут неспешную беседу. Один задает вопросы, второй рассказывает истории… И каждая история – плата за возможность попасть в другой мир, может быть, более справедливый.

– И о чем же будет твоя первая история? – Мироненко поднял рюмку и вопросительно взглянул на ученика.

– О детстве, – Максим решительно махнул пятьдесят грамм, поморщился и взял с тарелки кусок дефицитной «Московской».

Своих родителей я не помню, лет до четырнадцати меня растила тетка. Она не очень любила рассказывать о моем детстве. Оно и понятно, родился я в сороковом году, не самое безмятежное время. Знаю, что отец пропал без вести где-то под Одессой в сорок четвертом. Власти, да и все остальные были уверены, что он дезертировал. Позорно сбежал с линии фронта. Вот только зачем? Странно это было, воевать три года, выжить под Сталинградом, чтобы сбежать из наступления под Одессой. Я никогда не верил в эту историю. Не мог поверить. Но… Но в нее верили те люди, с которыми я учился, работал… Надо ли говорить, что мой трудовой путь с такой биографией был не самым радужным?