Евгения Палехова - Невинный семейный бизнес. Мелодрама с острыми краями

– Ну?!

– Ну да.

– Что – да? Говори ты!! чё вымогаешь?!!

– В четыре около «Искры», – угрюмо бросил Вовка, пряча взгляд. – Пошли, – стекло надо взять. – И с непонятной злостью заорал на Мишку: – Или ты передумал?!!

Нет, Мишка не передумал, он просто соображать перестал, потому что он уже сейчас там, в кинотеатре «Искра», с Настей сидит в тёмном зале…

В кино с ней он так и не пошёл. И Вовка знал это, когда вечером встретил его на лестнице. Вовку отправили выбросить мусор. Мишка поднимался домой в большой куртке с натянутым на самое лицо капюшоном.

– О! А ты откуда?

– Оттуда, – глухо ответил Мишка, не поднимая лица.

Он хотел пройти, но Вовка толкнул его. И когда капюшон в потасовке слетел с Мишкиной головы, Вовка понял, откуда он, и куда, и что вообще произошло. Лицо мальчика было страшным – один глаз заплыл, губы разбиты и распухли, а нос похож на сливу. Вовка замер.

– Как… это?.. – шёпотом спросил Вовка.

– А вот так!!! – заорал Мишка на весь подъезд. – Где ты был?! Где ты был, скотина?!!

Мишке никто не открыл. Дверь ему, счастливому рыцарю, покаравшему чудовище, никто не открыл, когда он, дождавшись страшного рёва, рванул за спасением в квартиру напротив. Родители Вовки были на работе. А Вовка был в кино. С Настей он был в кино, когда красивый человек дядь Юрка, пьяный и разодранный в кровь мелким стеклом, надвигался на Мишку, заслоняя собой весь белый свет. Мишка столько раз давал себе слово, что больше никогда плакать не будет! Но сейчас он забыл об этом, он стоял и смотрел на своего друга сквозь слёзы и сопли. И ничуть этого не стеснялся. Зато Вовке было стыдно – так горячо, что больно!

– Где ты был? – ещё раз спросил Мишка.

– В кино, – Вовка ненавидел себя.

– С Настей? – спросил Мишка, хотя и так это уже понял.

– Да.

– Пошёл в жопу.

– Пошёл, – согласился Вовка. – Я же не думал, что ты сразу ему насыплешь. А ты куда ходил?

– За бутылкой.

Мишка откинул полу куртки. Там, в штаны, была заправлена бутылка водки. Вовка посмотрел на горлышко и тут же выхватил бутылку из-за пояса Мишки и, не выпуская ведро с мусором из рук, помчался наверх, затарабанил в дверь квартиры дядь Юрки. Дядь Юрка сильно удивился, увидев не Мишку, который равен бутылке, а Вовку, который эту бутылку держал в руке.

– Ты чё, пацан?

Вовка медленно поднял руку с бутылкой вверх – дядь Юрка прилип к ней глазами. Вовка осторожно открутил крышку – дядь Юрка громко сглотнул. Вовка медленно перевернул бутылку вниз горлышком, и полилась водка привольно на бетонные просторы родного подъезда!! Дядь Юрка издал какой-то странный звук – то ли булькнул, то ли крякнул, с трудом согнулся под струю. И тут Вовка, отшвырнув бутылку, одним махом вывалил на эту проклятую голову ведро мусора. И, отчаянно громко заорав «Бежим!!», как горох скатился вниз по лестнице. В авангарде мчался Мишка, у которого всё ещё болело лицо и грудь, но он улыбался. Улыбался!

А потом уже за гаражами, в темноте, когда они сидели на корточках и старательно дышали, Вовка вдруг сказал:

– Да не нужен я ей, Мишук. Она, это, тебя, ну, того… Короче! Я – гад. А ты прости меня.

– Вот так просто, да?

– Ну а чё, дуться будем, что ли? – толкнул его в бок Вовка. – Бабы мы, что ли? Ну? Мир? Или чё? Ну, мир?

– Ну, мир! – Мишка помолчал и добавил: – Спасибо.

Но произнести слово «друг» он в тот вечер не смог.

СЕЙЧАС

Не то чтобы ранним, но всё же утром на кухне бывшей коммунальной, а нынче полуартистической (ибо кто есть мошенники, если не артисты?) квартиры Алексей Давыдович в бархатной куртке чувствовал себя барином.

Андрей, на плечи которого легли вся тяжесть и прелесть переезда и обустройства нового жилья, придерживался иного мнения, отца, как всегда, не интересовавшего. И всё же Андрей, накрывая на стол, искоса поглядывал на отца, в глупой надежде, что Алексей Давыдович заметит его взгляды и желание вступить в утреннюю разминочную перепалку. Но Алексею Давыдовичу было наплевать, тем более что он прекрасно знал: сын считает привязанность отца к таким вещам, как домашняя бархатная куртка, анахронизмом, в чём отчасти таился намёк и на саму персону Алексея Давыдовича.

Андрей, который всю свою сознательную и бессознательную жизнь жил с отцом, привык к определённого рода зарядке: Алексей Давидович никогда не оставлял мозг сына в покое.

– Просто хочу проверить, есть ли он у тебя, – говорил он после особенно колкой, заковыристой фразы, приводившей Андрея, как правило, в состояние, близкое к истерике. С годами фраза изменилась на «я должен быть уверен, что он у тебя не размяк».

Сколько себя помнил, Андрей был постоянно чем-то занят. Если он не мыл полы, значит, красил их. Если не клеил обои, значит, до одури спорил с продавцом в магазине, настаивая на том, чтобы его отвели на склад, где непременно должны отыскаться шелковые, красные с белым, которые хотел папа. Когда Андрей не изображал нужного папе персонажа в компании людей, указанных папой же, – он играл в домохозяйку с сильными мускулистыми руками.

Сейчас Андрей сервировал завтрак для папы, а сам боковым зрением оглядывал кухню и отмечал для себя, что сегодня нужно сделать: посуду купить, – знаем, где и какую, холодильник поменять, – знаем, куда позвонить и куда поставить, и обед – главное обед! Папа считал, что классический приём пищи в два часа пополудни продлевает жизнь. Андрей был мастером на все руки благодаря тому, что его папа был исключительным мастером только в одном – он умел дрессировать детей.

– Как говорят французы, ищите женщину, – наконец изрёк Алексей Давыдович.

– А мы кому женщину искать будем – тебе или мне? – молниеносно отреагировал Андрей, которому уже минут десять как было скучно. – Если мне, то давай шатенку, такую, знаешь, жгучую и с родинкой вот здесь.

Он с готовностью принялся раздеваться, чтобы показать, где именно должна быть родинка у волшебной шатенки.

Алексей Давыдович недовольно поморщился.

– Ты столь же примитивен, сколь и…

– Туп! – радостно закончил фразу Андрей. – Знаем, слышали. Так чего мы ищем, папа?

Алексей Давыдович посмотрел в окно и улыбнулся, что, конечно, никак не могло удовлетворить любопытства Андрея.

– Какого девайса не хватает твоей гениальной разводке, простоты и глубины которой мы с Болдиным не в состоянии оценить, – Андрей торопился выговорить всю фразу целиком, поскольку перебить его могли в любой момент, – и не столько потому, что тупы и примитивны, – да, Болдин? – а скорее потому, что папаша наш до жути скупердяй!

Закончив фразу без помех, он в радостном ожидании уставился на отца. По его мнению, получилось лихо.

– Не скупердяй ваш папаша, – легко ответил Алексей Давыдович. – Просто всему своё время. Сына, ну дай насладиться замыслом! – широко улыбнулся он. – Это же так увлекательно – наблюдать за тем, как у отпрыска мозг ворочается в безуспешных попытках понять ход моих мыслей!