Сергей Малай - Мутант

Теперь придётся нанимать чужой экскаватор. И ещё большой вопрос, согласится ли его владелец – индивидуальный предприниматель, который только рытьём котлованов и зарабатывает. То, что грунт четвёртой категории, ещё ладно, но если мужик увидит, что случилось с их собственным экскаватором, да в каком неудобном месте надо брать глину, откажется. Холодов прекрасно помнил тот бугор, который был указан в плане – там уклон не меньше тридцати градусов. У мужика экскаватор новый, JСB, зачем ему рисковать кормильцем? И как ему объяснять, почему глину надо брать именно в Старокамышине? Весь город смеяться будет.

Паша зашёл в кабинет где-то через час.

– Что так долго? – недовольно осведомился Холодов.

– Так пока врачей нашёл, у них там пересменка…

– Ты ездил в больницу?

– Ну а чё звонить? Тут ехать-то… По телефону бы дольше вышло. В общем, Сердюков живой, хотя и тяжёлый. Говорят, не меньше месяца там проваляется. А потом ещё инвалидом может остаться. Если выживет. Но я к нему зашёл в палату – вроде ничего, разговаривает.

– Только инвалида на балансе нам не хватало…

– Да. И не уволишь, испытательный срок прошёл. Хотя…

– Что?

– Да он экскаватор стрелой в дно не упёр. Говорит, прораб сказал готовиться к переезду на бугор, он и приготовился заранее. Потому и побежал отгонять от края.

– Ну и что?

– Ну как? Нарушение. Его косяк. Должен был упереть.

– А так бы его не смыло?

– Да могло и так смыть. Но не упёр же? Можно уволить за нарушение.

– Ты ещё предложи ущерб на него повесить. Нет, так не пойдёт. Народ узнает, что он в грозу кинулся спасать экскаватор, будут героем считать, а нас гадами. А, не дай бог, серьёзная проверка начнётся – если, например, он в суд подаст? Прикинь, сколько наших косяков вылезет. У него же и допуска не было. Лучше дело миром решить, чтобы сам уволился, и без обид. Всё равно у нас теперь экскаватора долго не будет. Титаренко сказал, его жидкой глиной залило.

Услышав это, Паша не удержался и тихонько взвыл от отчаяния. Технику он любил. В этот экскаватор он вложил кучу сил, нервов, денег – в том числе собственных. Душу, можно сказать, вложил! Строил большие планы… И вот так, за одну ночь, от случайной грозы всё потерять? К этому Паша был не готов.

– Ты… это, – задумчиво сказал Холодов, – выбери время, сходи к нему ещё раз. Предложи денег. Отступного. Мы его поощрим как героя, а он сам уволится. И другим работягам такой расклад понравится. А то, знаешь, сейчас вся остальная техника вдруг начнёт ломаться. А нам надо работать.

Как Марина и обещала, она побывала у меня дома и не только сумела мягко подать отцу нехорошую новость, но и привезла его навестить меня в больницу. Правда, это случилось не в первый день моего там пребывания, а пару-тройку дней спустя. Батя насобирал в нашем саду сумку яблок со старой яблони, которая сохранилась там со времён моего детства, порывался прикупить ещё каких-то харчей, но она сумела предотвратить захламление моей больничной тумбочки лишней едой. А яблоками с удовольствием похрустели потом и трое моих соседей по палате.

К тому времени состояние моё улучшилось, координация движений восстанавливалась, я уже мог хотя бы элементарные свои проблемы решить самостоятельно. Да и внутри тела боли стали стихать. Внешне я выглядел вполне благополучно, и отца это успокоило.

– От же везёт нам на молнии! – сказал он, удовлетворившись тем, что дело идёт на поправку. – Мой дед, а твой прадед, тоже молнией битый был. И дядька твой, Антон, от молнии получил своё – пацаном ещё, лет пятнадцать или шестнадцать ему было. А теперь и тебя она достала. Хорошо, все живые оставались, никого хоть насмерть не убило. А то у нас и такие случаи были в селе.

– Да ну? – удивился я. – Ты раньше не рассказывал. А как дело было?

– Да с дедом я не знаю как, а Антон коней пасти нанялся. Мы ж не в колхозе были, надо было как-то жить. Вѐрхи сидел, а тут тучки нагнало враз, да и шарахнуло. Коня убило, а ему ничего. Ну, тоже так, полежал трохи. Какая-то баба видела, людей позвала, его и отнесли домой. Бабка-знахарка его выходила. Врачей у нас тогда близко не было.

– Но он же всё равно погиб?

– То уже потом, года через три убили его. Молния пощадила, а люди нет…

Марина, слышавшая наш разговор, едва заметно напряглась, но ни слова не сказала. Вскоре отправила батю домой на такси и вернулась в палату.

– Я сейчас с твоим доктором говорила, – сообщила она.

– И что?

– Сказал, жить будешь, – улыбнулась девушка.

– А зачем, не сказал? Ну, так, в философском смысле…

– Если ты такой глупый, то какой смысл тебе говорить? В философском, конечно, смысле, – передразнила Марина.

– Ну да, зачем, – ухватился я за эту мысль. – А они тут от глупости не лечат?

– Лечат.

– Ты смотри куда медицина шагнула!

– Могу даже рассказать как. Берётся третий том медицинской энциклопедии и резко прикладывается к больному месту. Можно несколько раз. И желание болтать глупости быстро проходит.

– Со мной такое не прокатит, я хроник. У меня это профессиональная болезнь.

– Вот поправишься – я тебе курс лечения устрою, если будешь кощунствовать.

– Тут главное с дозировкой не переборщить, – посоветовал я. И, выразительно глядя на Маринины выпуклости, добавил:

– Ну и витамины, конечно, необходимы.

– Мечтайте, пациент, мечтайте…

За несколько дней нашего совместного пребывания в больнице (а она в первые дни там и ночевала, пользуясь служебным положением) мы с Мариной так срослись душами, что окружающие принимали нас за семейную пару. Не было сказано никаких торжественных слов, но мы оба понимали, что уже не расстанемся. А слова будут сказаны потом, это формальность. И то ли от этого волнующего чувства, то ли в самом деле медицина делала своё дело, но поправлялся я быстрее, чем предполагали врачи. Мало того, вместе с постепенно возвращавшимся ко мне владением собственным телом пришло и какое-то новое ощущение. Как будто тело обновилось и стало намного энергичнее и сильнее. Я чувствовал себя двадцатилетним парнем. Но если это чудо я тоже объяснял себе появлением в моей жизни Марины, то как объяснить, что пропала моя близорукость, я не знал. Врачам я про это не сказал, а сами они не спрашивали.

Дней через десять, окончательно убедившись, что со мной всё в порядке, Марина уехала обратно в Старокамышин. А меня всё держали в больнице. Стало скучно.

Правда, я слегка прославился. Медсестра Наташа (почему-то в больнице обе посменно заходивших в нашу палату медсестры были Наташами) принесла мне местную газету:

– Вот тут про вас написали!

И действительно, в заметке под заголовком «Родился заново» сообщалось, что Сердюков А. С., экскаваторщик ДРСУ, спасая свою технику от грозы, попал под удар молнии. Благодаря грамотным действиям заведующей Старокамышенским ФАП Зеленченко М. П., оказавшей ему первую помощь, был доставлен в больницу на вовремя прибывшей «скорой» и сейчас его состояние не вызывает беспокойства у врачей. «Как будто они бы сильно беспокоились, если бы я умер», подумал я. Ну, кроме Марины, конечно. Закончил автор назиданием населению, что во время грозы под молнию соваться «категорически запрещается». Почему-то вспомнилась другая заметка – про то, как некий О. Бендер попал под лошадь.