Сергей Бушов - Яма. Грустные истории

Вика свела брови, чуть наклонила голову и внимательно смотрела на Антона, будто ждала продолжения. Антон начал есть пирожное.

– Хорошо, – сказала Вика. – Давайте договоримся. Как только вам нужно будет время или я вам надоем, только скажите – я оставлю вас в покое. Примем это за аксиому. Согласны?

Антон жевал пирожное и думал, что он вообще не любит сладкое. Особенно настолько сладкое. Но продолжал жевать.

– А для чего вы используете ваше время? – спросила Вика.

Антон набил себе полный рот, поднял вверх палец, призывая подождать, потом запил всё жидкостью из стакана, и, прожевав, сказал:

– Я закончил.

Он встал и направился в комнату.

В номере Антона ждал сюрприз. Кровать, аккуратно застеленную, украшали два белоснежных лебедя из скрученных вафельных полотенец. Вся мебель, передвинутая им ранее для освобождения розетки, вернулась на свои места.

Антон внутренне сжался, чувствуя себя уязвимым от осознания того, что чужой человек может свободно зайти в его комнату, переставить вещи, дотронуться до его ноутбука…

Он шумно задышал, подскочил к чемодану, раскрыл его и убедился, что ноутбук на месте. Похоже было, что и всё остальное внутри чемодана осталось неприкосновенным. Он с отвращением взял одного из лебедей кончиками пальцев, встряхнул, расправляя полотенце, и отбросил в сторону. Поступив так же со вторым, он сел на кровать, немного подумал, потом посмотрел на часы. Время уходило. Он физически ощущал, как оно протекает мимо него безвозвратно, и он ничего не может с этим поделать. Разве что достать ноутбук и продолжить работу.

Снова сдвинув предметы интерьера по уже разработанному алгоритму, он подключил ноутбук к сети и раскрыл. Пока грузился редактор, перед мысленным взором Антона, прямо на бликующем экране, на мгновение мелькнули тонкие запястья, покрытые бледной кожей. Его странно поразила мысль о том, что таких рук не может существовать в природе. Они были слишком тонкими, слишком хрупкими, казалось, абсолютно лишёнными не только жира, но и мышц. И кожа – белая, гладкая кожа на запястьях – напоминала скорее пенку от варенья или нечто ещё более эфемерное, чем человеческую кожу.

– Бред какой-то, – пробормотал Антон, встряхнул головой и начал набирать текст.

Прошло какое-то время, прежде чем он понял, что совершенно не может сосредоточиться. Вроде бы слова складывались в осмысленные фразы, но говорили совершенно не о том, что было ему нужно. Антон на всякий случай скинул файл на сервер и отложил ноутбук.

Он лёг на кровать и полежал несколько минут, пытаясь решить, что делать дальше. Если бы он находился дома, то, скорее всего, проблему решила бы небольшая прогулка по безлюдным местам. Но здесь, в чужой стране, он не был уверен, что сможет решиться выйти за пределы отеля.

Антон встал и прошёл на балкон, надеясь, что свежий воздух сможет привести голову в порядок.

– Добрый вечер, – послышалось снизу.

По дорожке мимо корпуса шла Вика, одетая в синий купальник и обмотанная поверх него бессмысленной полупрозрачной тряпочкой. Антон нахмурился, но ничего не сказал.

– А я опять искупалась, – сказала Вика. – Но вообще холодно. А вы не сильно заняты сейчас? Я тогда зайду на минутку.

Антон не успел сформулировать ответ. В его дверь легонько постучали, и он автоматически открыл.

– О, прикольно, – сказала Вика, проходя мимо него в комнату. – У вас номер точно такой же, как мой, только в зеркальном отражении. И ещё у вас мебель подвинута. Понятно, до розетки добирались. Я бы такое не осилила. Я просто телевизор выдёргиваю и вместо него зарядку втыкаю.

Антону стало немного стыдно, что он сам до этого не додумался, и он от волнения сел на кровать.

– Так чем вы занимаетесь здесь, в номере? – спросила Вика. – Просто сидите в тишине?

Антон стал размышлять над ответом. Тем временем Вика подошла к ноутбуку и потрогала трещину на крышке пальцем.

– Бедненький, – сказала она. – Хорошая моделька. Я сначала хотела тоже Эйсер взять, почти такой же, но потом во мне гормоны взыграли, и я купила розовый Vaio. Двое суток ненужный софт вычищала. И я, кстати, тоже на него разок попой села. Но он не треснул, только заскрипел. Жалобно так…

– Нет, – сказал Антон. – Я книгу пишу.

Он и сам не понял, почему это произнёс. Сказав, немного испугался, но отступать было поздно, и он просто в очередной раз сжался в тугой комок, ожидая удара с неизвестной стороны.

– Ух ты, – сказала Вика, пытаясь заглянуть на экран. – Интересно. И о чём же?

Антон заволновался, захлопнул крышку ноутбука и пробормотал:

– Сложно объяснить…

– Я попробую понять, – сказала Вика, опускаясь на стул напротив того места, где сидел Антон.

Антон поднял глаза и встретился с ней взглядом. Глаза были глубокими, притягивающими. Они вроде бы просто представляли собой сферические фрагменты прозрачной живой ткани, призванной обеспечить оптическое преломление света для попадания на сетчатку, но в них чувствовались при этом внимание и живой интерес. Затем изображение с сетчатки по зрительному нерву должно было попасть в мозг. Осознание того факта, что у сидящего напротив существа в прозрачной тряпочке мог быть мозг, повергло Антона в дрожь.

– Я хочу изложить свою концепцию мира, – неуверенно промямлил он. – Свой взгляд на то, как мир устроен.

– Это типа как философский трактат? – повела бровью Вика.

– Нет, – ответил Антон. – Художественная книга. Про то, как главные герои постепенно понимают, что мир – не то, чем кажется.

– Это хорошо, – сказала Вика. – Простите, но я почему-то не думаю, что у вас получился бы хороший трактат. А роман – может быть. Так как, по-вашему, на самом деле устроен мир?

Антон чуть не сказал было «Сложно объяснить», но вспомнил, что он уже произносил эти слова, и ему стало жутко неуютно от этого.

– Я думаю, – сказал он, – что сознание на самом деле определяет материю. То, что мы чувствуем, создаёт мир вокруг нас.

– Ага, – кивнула Вика. – Этакий субъективный идеализм. Начитались Платона с его миром идей?

– Нет, – сразу среагировал Антон. – Вообще не читал.

– Зря, – заметила Вика. – В самом идеализме ведь нет ничего нового. Вы же понимаете, что человечество как раз с него и начинало? Все религии утверждают, что материя – не главное. Философы вроде того же Платона или Декарта, Кант, Гегель – все даже и не сомневались по-настоящему, что сознание первично. И только много позже материализм стал доминирующим. Так что нового в вашей концепции?

Антон молчал некоторое время, потом сказал тихо:

– То, что она моя.

Вика посмотрела на него серьёзно.

– Слушайте, мне правда хочется понять. Это интересно. Давайте я всё-таки схожу к себе, приму душ и переоденусь. Холодно. Я вам тут уже весь стул купальником намочила. Вернусь через пятнадцать минут, и мы как следует поговорим. Хорошо?