Сергей Бушов - Яма. Грустные истории

– А ты очки уронил, – парировала Маша.

Над ними, чуть не зацепив пропеллерами дом, проследовал в северном направлении аппарат ржавого цвета с четырьмя крыльями и дымящей трубой.

– А что здесь случилось? – поинтересовалась Маша. – Ну, пока мы не выходили… Кризис какой, что ли? Или война?

– Да какая разница, – отмахнулся Игоряша. – Знаешь, я уже того… Кажется, я совсем уже развеялся. Пошли спать.

И они, набравшиеся новых сил, поползли в разбитое окно, чтобы вернуться в свою уютную квартирку.

Море не имело конца. Оно простиралось до самого горизонта, и, скорее всего, намного дальше, касаясь грязного серого неба, заляпанного неровными акварельными пятнами туч. Море и само казалось серым. Оно дышало сердито, накатывая волны на берег с недружелюбным шипением. На кого оно злилось, трудно было понять. Берег, абсолютно безлюдный, бездействовал, принимая на себя всплески холодной солоноватой воды, которая то отступала назад, разбегаясь, то набрасывалась на песок, обрызгивая пляж с пластиковыми топчанами, сложенными неровной стопкой, и нелепыми плетёными зонтиками сгустками своей злобной слюны.

Песочного цвета здание отеля тоже выглядело серым под этим мрачным небом. Его пустые окна смотрели в море, словно спрашивая, что же будет дальше. А сердитое море шипело лишь невнятные звуки, из которых трудно было составить осмысленный ответ. Но по его настроению отель догадывался, что море не просто злится. Оно ждёт. Оно – это огромная алчущая пасть, которой нет ни конца, ни края. И оно способно проглотить любую вещь или субстанцию, как только она появится здесь, на молчаливом берегу. Море готово было ждать долго.

С другой стороны, иногда море выносило на берег разные любопытные вещи – то комок водорослей, то разъеденную солью пластмассовую игрушку, в которой совершенно невозможно было узнать синего зубастого заводного медведя, которым она была раньше, то безжалостно разломанную надвое тушку неизвестного науке морского животного. И непонятно было, то ли море таким образом стремится загладить свою вину, то ли считает себя создателем этих предметов и гордо преподносит их миру, чтобы все вокруг восхищались, то ли просто выкидывает за ненадобностью.

А где-то далеко пространство было изогнуто, искривлено и рассечено на мелкие кусочки блестящими гранями стеклянных витрин. Пространство покачивалось в такт шагам Антона, который хмуро приближался к яркой надписи на стекле, частично в нём отражаясь. Он остановился ненадолго, засомневавшись, поскольку кроме стеклянной стены ощущал ещё одну, воздушную, не вполне существующую в реальности, но которую ему было значительно труднее преодолеть. Однако решение он принял намного раньше, да и привычка в прохождении сквозь воздушные стены накапливалась годами, поэтому Антон смог заставить себя напрячься, вдохнуть, чуть нагнуться вперёд и быстро, размашистым шагом, миновать плотную невидимую преграду на пути к стеклянной двери, в которую он и зашёл.

Скучающая девушка с большими белыми кольцами серёжек в ушах встрепенулась и произнесла что-то, чего Антон не разобрал. Он был занят тем, чтобы справиться со своим напряжением. У него была цель, которой во что бы то ни стало нужно было добиться. Напряжение мешало. Страх душил Антона, и пространство продолжало покачиваться несмотря на то, что Антон уже не шагал, а сидел в кожаном кресле напротив сотрудницы агентства, сам не заметив, как в нём очутился.

– Простите? – переспросил Антон и ужаснулся своему голосу. Он раздавался откуда-то со стороны, совершенно чужой, неприятный, и Антон слышал его словно сквозь толстый слой ваты. Надо было как-то овладеть голосом, объяснить изящной сотруднице, что ему нужно, да так, чтобы результат оказался правильным.

– Я сказала: «Здравствуйте», – отозвалась девушка за столом. – Чем могу помочь?

Она улыбнулась, и сердце Антона сжалось. Он не очень любил, когда люди улыбаются. На это нужно было как-то реагировать. Улыбка означала попытку контакта, которых он всячески старался избегать. Впрочем, на этот раз ему пришлось пересилить себя, ведь он пришёл по своей воле. И, возможно, девушка с ужасающей белозубой улыбкой действительно могла ему помочь.

– У меня довольно необычное пожелание, – сказал Антон и заволновался сильнее, понимая, что говорит не совсем то, что хочет, не теми словами, да и начал совсем не с того. – Мне нужно поехать куда-нибудь в тихое место. На две недели. Отдохнуть. И чтобы там никого не было.

– Почему же необычное? – удивилась девушка. – Многие устают от города. Когда хотите вылететь?

Антон переварил в голове образ огромного города, жители которого устали и разом вылетели именно в то тихое место, куда планирует отправиться он, испугался, но в следующий миг осознал, что ему задан вопрос.

– Если возможно, завтра, – сказал он. – То есть в понедельник.

– Сколько звёзд искать?

Антон напрягся, пытаясь понять.

– Отель сколько звёзд? – уточнила девушка.

– Мне всё равно, – ответил Антон. Потом спохватился: – Но что-то недорогое.

– Какая линия? – последовала очередная загадочная фраза. Антон чувствовал, как его пытаются запутать, отодвинуть всё дальше от цели, говоря о чём-то, что не имеет никакого отношения к ней.

– Что за линия? – пробормотал он, нахмурившись.

Сотрудница агентства почуяла его неопытность, и Антон уловил в её голосе лёгкое раздражение:

– Бывают отели первой линии, прямо на море, – объяснила она. – А бывают второй или третьей, дальше.

– А море-то зачем? – не понял Антон.

– Как зачем? Отдыхать! – девушка развеселилась. – Солнце, море, танцы до утра. Что ещё нужно для хорошего отпуска?

Антон задрожал.

– Вы меня не слышите, – сердито выговорил он, и почувствовал, как пространство вокруг сжимается, готовясь его раздавить. – Мне не нужны танцы. Мне нужно одиночество.

Образ его собеседницы чуть размазался в его зрении, но голос всё ещё говорил с ним, зыбкий, но настойчивый:

– Хорошо-хорошо. Я вас поняла. Может, острова?

Антон попробовал пожать плечами, но не знал, что получилось из этого на самом деле. Его взгляд пытался найти зеркало, чтобы понять, как он в данный момент выглядит и что делает, но пространство не выпускало его, запутывая в ярких пятнах рекламок и карт на стене, косметики на лице сотрудницы агентства и надписи на обратной стороне монитора, в который она вглядывалась, пытаясь подобрать для Антона подходящий тур. Её глаза бегали вправо-влево, коготки стучали по клавиатуре и кнопкам мыши, и Антон вдруг подумал, что она похожа на ящерицу. Он даже представил себе раздвоенный язычок, который на секунду выскользнул наружу и вновь скрылся между белыми зубами. И Антону от этого стало немного легче, будто бы он разговаривал не с человеком, а с неким существом, которое жило только в его воображении.