Юрий Стальгоров - Кто я? Книга 3. Главный инженер

Примерно 15 апреля в свободный от процедур день мы с Тамарой поехали в Кировабад на экскурсию, которую организовал санаторий. Нас в группе набралось человек 10, с нами был экскурсовод. Он провел нас по городским улицам и сказал, что город до 1920-х годов назывался Гянджа и был в средние века столицей какого-то княжества. В конце экскурсии мы посетили мавзолей, где похоронен Низами Гянджеви – известный средневековый персидский поэт. Наша экскурсионная группа сфотографировалась возле мавзолея Низами на память.

Город Гянджа произвел на меня очень сильное впечатление, это был чисто мусульманский город. Окна во всех домах были зарешечены, многоэтажных домов практически не было, все частные владения были огорожены дувалами – каменными высокими заборами.

На территории санатория располагалась аллея, где росли фрукты, среди которых деревья хурмы, а также был небольшой базарчик – два 6-метровых стола, на которых местные жители выставляли свои овощи. Здесь я впервые увидел кресс-салат, он мне очень понравился. Еще в одном из зданий санатория был музей костылей. То есть люди, приезжавшие в Нафталан на костылях, после курса лечения оставляли их в санатории, где их собирали для своеобразного музея.

Я купил в санатории большую 5-литровую посудину с местной рыжей нефтью, чтобы привезти ее в Камышин – моя жена решила, что этой нефтью можно лечить нашу дочь Татьяну от тромбофлебита. На полноценную ванну этой нефти не хватало, но мы хотели мазать нефтью Татьяне ноги. После окончания курса лечения мы покинули санаторий. Первое мая я и моя жена отмечали в ресторане станции Тихорецкая, а через день мы были дома в Камышине. Перед отъездом главврач сказал мне, что, чтобы вылечиться от радикулита окончательно, мне надо приехать к ним на повторный курс через год. Однако, к сожалению, я так и не приехал…

Моя жена Тамара работала в больнице медсестрой. Работа у нее была посменная, круглосуточная, тяжелая, и я решил ей помочь. В штате кузлита было несколько врачей, и в каждом цехе был медпункт, где работал фельдшер или медсестра. Когда я приехал в Камышин, на кузлите было два медпункта – в корпусе вспомогательных цехов и в ремонтно-литейном цехе. Медпункт в корпусе вспомогательных цехов обслуживал также работников заводоуправления, там же были кабинеты врача-терапевта и врача-нарколога. Нарколог работал с алкоголиками. Там же несколько дней в неделю работал зубной врач.

Вернувшись из отпуска в Нафталане, я решил создать на заводе медпункт по лечению физиотерапевтическими средствами. Для этого я принял в штат завода свою жену, послал ее в Волгоград на курсы медсестер ФТЛ и договорился с Камышинской больницей №2, что их врач будет назначать ФТЛ-лечение непосредственно в медпункте завода.

За время учебы моей жены на первом этаже в бытовых помещениях ЧЛЦ-2 оборудовали кабинет ФТЛ, купили специальное оборудование, и в том же году моя жена начала работать там медсестрой, вернее, заведующей медпунктом ФТЛ. Я был доволен, что у нее работа стала физически намного легче, да еще и только днем. Эта работа ей была интересна, и она ее выполняла с удовольствием.

В июне 1983 года во время подготовки защиты дипломного проекта моя старшая дочь Оля и ее муж Игорь Рыбкин заехали на несколько дней в Камышин. Поженились они в январе 1982 года. Он в это время уже служил на Дальнем Востоке, в Приморском крае, в селе Песчаное. Пробыли они неделю и поехали в Волгоград на рейсовом автобусе. На фото ниже Ольга и Игорь в 1981 году.

Мой начальник, директор завода Врублевский Станислав Юрьевич, любил общаться с гаишниками и с милицией. И вот около 8 часов вечера мы сидели вдвоем в его кабинете, когда ему позвонил кто-то из работников ГАИ и сказал, что рейсовый автобус Камышин – Волгоград столкнулся со встречным автомобилем, имеются пострадавшие. Я слышал этот разговор и сразу же забеспокоился, говорю Врублевскому: «В этом автобусе поехали моя дочь и зять. Спроси у гаишника, они пострадали или нет». Врублевский спрашивает: «Тут со мной рядом сидит Стальгоров и говорит, что в этом автобусе ехала его дочь. Она пострадала или нет?». Гаишник отвечает: «Никакая Стальгорова в автобусе не ехала. Некоторые пассажиры отделались легкими ушибами, а больше всех пострадала молодая женщина по фамилии Рыбкина. Она теперь в больнице в Дубовке». Я говорю Врублевскому: «Да, теперь моя дочь не Стальгорова, а Рыбкина. Это она больше всех пострадала, и мне нужно туда ехать». Врублевский говорит: «Конечно, только я бы советовал тебе дождаться утра».

Мы с женой прибыли в больницу Дубовки в 8 часов утра и нашли там своего зятя в окровавленной одежде, с забинтованной рукой (там были порезы, и в них были осколки стекла). Зять чуть не плакал. Дочь также была в мелких порезах, но ей также диагностировали сотрясение мозга.

Врач сказал, что мужчину можно забирать, помощь ему оказана, а дочь будет лежать здесь минимум три дня, потому что сотрясение мозга – серьезный диагноз. Я спросил у дочери, можно ли забирать ее мужа домой в Камышин? Она сказала: «Можно. Все равно он мне помочь не может, да и помощь его не нужна. В больницу его не кладут, поэтому забирайте его отсюда». Мы забрали Игоря с собой в Камышин.

Игорь рассказал нам, что их автобус столкнулся со встречным грузовиком. Вернее, автобус увернулся от встречной машины, но она задела левую сторону автобуса – были разбиты стекла. Особо пострадавших кроме него и моей дочери не было. Ольга сидела возле окна, и разбитые стекла травмировали ее и Игоря. Это было километров за 80 от Волгограда, примерно в 20 километрах от районного центра Дубовка. Мою дочь и зятя какой-то попутчик на своем легковом автомобиле отвез в местную больницу Дубовки.

По пути в Камышин также выяснилось, что Игорю нужно прибыть буквально через несколько дней в свою войсковую часть, но он хотел бы дождаться выздоровления Ольги и уже здоровую отвезти ее в Днепропетровск, откуда он может улететь во Владивосток. Но к указанному ему в документе сроку он явно не успевает.

Я ему говорю: «В Камышинской больнице тебе выпишут больничный лист». Он отвечает: «Военнослужащим больничный лист не выписывают. Нужно либо ложиться в госпиталь, либо срочно лететь во Владивосток». В Камышине у меня был хороший знакомый, военком Манукян. Врублевский и я очень часто водили с ним компанию, довольно часто на природе вместе с выпивкой и закуской отдыхали. Поэтому мы сразу же поехали в военкомат и зашли к Манукяну. Он сказал, посмотрев отпускные документы Игоря: «Да, он уже не успевает к себе в часть. Мы положим его в госпиталь». А в Камышине был военный госпиталь еще со времен войны.