Евгений Скоблов - Танцы на цокольном этаже. Повести, рассказы

– Поздоровайся с дядей Алексом, Игорёша, – улыбнулась Татьяна, и показалась мне ещё более привлекательной… Я ведь считал, что уже любил её, – это мой… нет, наш друг. Надеюсь, Вы подружитесь.

Мальчишка посмотрел на меня, как мне показалось, не очень доброжелательно, но руку в ответ, всё же протянул.

А я вынул из кармана маленький швейцарский перочинный ножик с множеством лезвий (единственная ценная вещь, которая у меня была на тот момент, и я его специально прихватил с собой), и протянул мальчику.

– Это тебе. Только будь осторожен, он очень острый.

Игорёк присвистнул от восхищения («Ух ты!»), и тут же, умоляюще посмотрел на Татьяну.

– Вот ещё! А если порежешься?! Александр, Вы в своём уме? Вы что себе позволяете?

Но по выражению её лица и тону я понял, что попал, как говорят, в самую «десятку», потому что она была удивлена, и ещё больше смущена этим маленьким таинством знакомства двух мужчин, что происходило у неё на глазах.

Я улыбнулся.

– Каждый, уважающий себя мальчик, должен иметь свой ножик. Первый, может быть, в жизни, – я попытался быть как можно более убедительным, – а Игорь уже большой мальчик, уже почти что мужчина. Вы позволите, Татьяна.. м-м-м

– … Александровна, – подсказала Татьяна. – Ну что с вами поделать… Мужики есть мужики!

Подъехал автобус, и я, взяв за руку Игоря, сделал к нему движение, но Татьяна придержала меня за рукав.

– Я не пользуюсь общественным транспортом, – сказала она, – и тебе не советую. Сейчас придёт машина.

Буквально тут же около нас притормозила «Лада», цвета «кофе с молоком», и водитель помахал нам рукой.

– Привет, Гурген, – улыбнулась Татьяна. Она уселась рядом с водителем и чмокнула его в щёку. Мы с Игорем заняли задние сидения.

– Кинь нас в центр. Как Наташа?

– Наташа – очень хорошо, – ответил Гурген с сильным кавказским акцентом, – сегодня улетела в Ленинград к родителям, ауф… Вот, слюшай, никак нэ хотят сюда перебираться! Сколько я говорил! Вот все вы, русские одинаковые, вах!

Татьяна рассмеялась, вынула из пачки сигарету, закурила.

– Гургенчик, лапа! Мы одинаковы лишь в том, что очень сильно вас любим, настоящих мужчин! Куда же мы без вас?! А в новую квартиру уже переехали?

– Рэмонт, слюшай, Тэт! Я уже сколько бабок в неё вложил, слюшай! Ай, нэ спришивай!

Гурген высадил нас в центре, недалеко от памятника Адаму Мицкевичу, и пообещал передать привет Наташе, когда она будет сегодня вечером звонить.

Субботний октябрьский день выдался тёплым и солнечным. Затяжное львовское «бабье лето» было в самом разгаре, и, несмотря на прохладу, чувствовалось, что осень, как следует, ещё не началась. Мы немного побродили по центру, пока не обнаружили кинотеатр, сеанс в котором начинался через десять минут. На афише значилось, что фильм называется «Мио, мой Мио», советско-шведского производства, и конечно, больше всех фильм захотелось посмотреть Игорю.

После просмотра, когда мы оказались на улице, Татьяна усмехнулась:

– Пожалуй, это фильм для вас с дядей Сашей, в самый раз.

Фильм мне понравился, и я был несколько разочарован оценкой Татьяны, поскольку считал, что фильм далеко не только для детей.

Мы зашли в маленькое уютное кафе, где нам подали горячие чебуреки и сухое вино. Мягко и очень завораживающе звучали тихие саксофонные импровизации, посетители вполголоса переговаривались между собой. Всё было мило и пристойно, а главное, на нас никто не обращал внимания, что было очень даже комильфо.

Чтобы о чём-то поговорить, я со смешком, и в лицах рассказал Татьяне, каким образом мне удалось «сачкануть» с сегодняшних занятий. Татьяна сначала сдержанно посмеялась, потом нахмурилась.

– Ну и порядки у вас, в вашем заведении культуры, – заключила она, – а ты говоришь, социализм, да ещё и развитой… жлобы проклятые!!!

Потом раскрыла сумочку и достала купюру в двадцать пять рублей.

– На, отдай ему, пусть подавится, скотина. Игорёк, лапочка, не слушай маму. Мама очень недовольна! Мама сегодня очень сердится, моё сердечко! А будешь мороженое? Фруктовое, с кленовым сиропом?

В это время, Игорь очень внимательно изучал ножик, и возможности, которые открывались с его обладанием. Он как раз пробовал главным большим лезвием что-то выцарапать на крышке стола.

Татьяна выхватила ножик из рук Игоря, и строго посмотрела на меня.

– Вот! Это то, о чём я предупреждала! Всё, не хныкать, дома получишь. Вместе с соответствующими инструкциями!

Я не знал, что делать с «четвертаком», который до сих пор сжимал в руке. Для меня, как студента, это были большие деньги – больше половины месячной стипендии!

– Спрячь деньги, Алекс! Рассчитаешься с этим мерзавцем, и выбрось его из своей жизни. И я больше не хочу ничего о нём слышать. Понял?!

Я попытался объяснить, что уже рассчитался, что всё это, в общем-то наша, студенческая шутка, но Татьяна и слушать не хотела.

– Пусть подавится, подонок ! – рявкнула она мне в лицо. Потом залпом махнула фужер сухого вина, и со словами, «не слушай мамочку, мой маленький», погладила по голове Игоря.

Подали мороженое, и мы насладились прекрасным фруктовым вкусом, с кленовым сиропом, а потом ещё выпили с Татьяной по бокалу сухого вина. Мне было хорошо, и хотелось, чтобы этот день никогда не заканчивался. Или, хотя бы, не очень скоро.

Потом мы ещё немного погуляли по центру. Выкурили по сигарете в скверике, неподалёку от памятника Мицкевичу. Справедливости ради, должен сказать, что Игорь оказался очень воспитанным мальчиком. Он, насколько мог, деликатно не мешал нашему общению, и открывал рот лишь тогда, когда Татьяна его спрашивала о чём-то.

Разговор как-то незаметно перешёл в плоскость моих ответов на вопросы Татьяны. В этот раз её интересовало: кем был мой папа, где и когда служил, кто и где из родственников ещё имеется, кроме собственно, мамы, и собиралась ли замуж мама после смерти папы. Её, казалось, интересовало, буквально всё, что касалось меня и моей семьи и не только. Я же, обо всём (о чём знал) рассказывал, в том числе и о девушках, с которыми встречался в разное время, или даже, был влюблён.

– А о том, чтобы жениться, не думал? – неожиданно поставила прямо вопрос Татьяна.

Я сказал, что не думал, поскольку, считаю, что рано, мол, ещё мне об этом думать. И ещё так считает моя мама.

– Об этом думать никогда не рано, и никому не поздно, – Татьяна снова процитировала «Кавказскую пленницу». И добавила. – Воображаю, что бы сказала твоя мама, если бы ты задумал жениться на мне.

Сначала я замялся, а потом промямлил что-то неопределённое, потому что, конечно, не знал, каким образом должен реагировать на мысль, которую озвучила Татьяна. Мне тогда было просто невдомёк, что таким образом моя любимая прощупывала почву для дальнейшего развития наших отношений. Осознание пришло ко мне лишь через несколько лет, когда я вспоминал об этом дне и об этом разговоре. Когда я был уже в другом месте, другом времени и практически в другой реальности.