Василий Скрипов - Душа и парус выплывут из дали…

***

По осени, когда вся картошка на нашем большом огороде была выкопана и убрана в подпол, который отец называл «голбец», мы собирали высохшие плети ботвы, старые ветки яблонь и черемухи, плети малинника и складывали в огромную кучу. Папа зажигал костер, и пламя поднималось до небес. Прощание с осенью, проводы урожайного года. В золе запекали картошку. Запахи костра, «печенки», осенней прели, тепло родной земли – эти воспоминания тоже переплетаются с ароматами весеннего цветения, вкусом черемухи…

Последние годы жизни отца были спокойными и умиротворенными – он много времени проводил с мамой на даче, часто уходил в лес по ягоды и грибы, пропадал там много времени, так что мама начинала беспокоиться. А потом делал из своей добычи варенья и засолки, снабжал нас с Аллой в Москве уральскими гостинцами. Обожал своих внуков – кроме нашего Максима, их было еще четверо от Нины и Толи.

Уже когда его не стало, мама рассказывала, как отец ухаживал в молодости за ней. Она была старше папы, поэтому вначале не воспринимала его увлечение всерьез. Молодой Петр так сильно полюбил Тамару, что не отставал от нее, и в конце концов своей верностью покорил ее сердце. Между прочим, он был не последним парнем на деревне – кудрявый гармонист, многим девицам нравился. Да и на маму многие парни заглядывались. Тогда они жили в Артях, около Красноуфимска, там и поженились.

От бурной молодости осталась память – баян, который хранился в кожаном футляре. При мне отец уже не играл, зато я сам, после потери слуха, частенько открывал футляр и растягивал мехи баяна, прислушиваясь к протяжным гулам и стонам, явственно ощущаемым мною через полированные клавиши и бока…

Много теплых воспоминаний связано с домом и огородом на Возмутителей, откуда мы позже переехали в пятиэтажку. А той избы уже нет – город постепенно наступал на огороды и застраивал улицы бетонными одноликими зданиями. Но память о доме жива, как в стихах Олега Чухонцева:

Много прочел я книг и прошел дорог,

много стальной и медной попил водицы,

ну а теперь хотел бы на свой порог,

к притолоке с зарубками прислониться,

да об одном забыл в суете сует:

этого места больше на свете нет…

***

Брат Толя был на десять лет старше меня. У него судьба сложилась тяжело – но он сумел перебороть ее и встать на ноги во всех смыслах. Не случайно пишу – был. К сожалению, его уже нет.

Мои воспоминания об Анатолии отрывочны, потому что в детстве я много времени провел по больницам. А потом, когда я учился в школе в Ревде, Толя уже уехал в Свердловск учиться в профтехучилище, потом работал там и дома бывал редко.

Один из необычных моментов раннего детства. Мне года четыре, стою во дворе нашего деревянного дома на улице Возмутителей. Смотрю, как Толя со своими друзьями-подростками играет в войну. Вдруг раздается громкий взрыв (я тогда еще слышал), и Толя с белым как мел лицом, с залитой кровью рукой бежит в дом, а перепуганные ребята – врассыпную. Оказывается, парни соорудили самодельный наган (вроде бы назывался «поджиг»). При попытке выстрелить из него, железная трубка, начиненная бог знает чем, взорвалась у Толи в руках. Хорошо, что никто серьезно не пострадал. Только ладонь у брата была сильно обожжена, и он долго ходил с забинтованной рукой…

***

Потом, когда я вернулся домой, Толя уже заканчивал школу. Часто приходил после занятий в синем халате после уроков «трудового обучения», которые любил, не в пример теоретическим предметам – он был рукастый и мастеровитый. Доставал из карманов халата разные деревянные и металлические штуковины, свои поделки, которые для меня были настоящими диковинками.

Потом он исчез – поступил в профтехучилище в Свердловске, и домой приезжал изредка. Во время визитов я приставал к нему, мы устраивали «подушечные» бои, в которых чаще выходил победителем младший, поскольку брат, естественно, поддавался, но я этого не понимал и был несказанно горд одержанными триумфами. Получив профессию слесаря, вскоре Толя устроился на завод там же, в областном центре…

И вдруг он перестал приезжать домой на выходные. Я не слышал разговоров взрослых и не уловил, когда родители стали беспокоиться. А потом мама написала мне: «Завтра поедем в Свердловск, повезем передачу Толе».

Передачу? Он в больнице? Мама отвечала уклончиво.

Оказалось, мы приехали в областной следственный изолятор. Огромное серое здание, толпы народу, клубы сигаретного дыма, долгое ожидание.

Как мне рассказала мама, Толю судили за участие в пьяной драке. Видимо, люди серьезно пострадали, потому что брат сидел в зоне несколько лет.

Однажды мы всей семьей поехали к нему на свидание. Родители бывали там и раньше, а меня взяли только один раз. Колония находилась на севере области, за Верхотурьем. Мне было тогда лет десять. Смутно помню ночной поезд, долгую дорогу на автобусе от станции, кирпичные здания колонии. Охрана в полушубках, с автоматами. Дикий мороз на улице и теплую комнату для свиданий, где мы ожидали Толю. К вечеру привезли заключенных в грузовиках с тентом, я увидел в форточку, как зеки выпрыгивали из машин, одного вытащили на руках, голова была забинтована и окровавлена. Толя пришел к нам исхудавший, но веселый, был рад увидеть родных, провести денек с близкими, полакомиться домашними кушаньями, которые мы привезли…

***

Отсидев срок, брат вернулся домой, в Ревду, устроился на завод – тот самый металлургический, где работал отец. Только цеха были разные – у отца оцинковальный, у Толи – шурупный. Тогда оступившимся людям легко давали второй шанс. У рабочих зарплата была очень хорошая по тем временам – гораздо больше, чем у учителей и врачей.

Толя был видным парнем, а тюремное прошлое не стало большой проблемой в глазах у окружающих. Вскоре он познакомился с красивой девушкой с нашей улицы, ее семья жила в десятке домов от нас. Сыграли свадьбу, родился сын – очаровательный бутуз с пронзительными карими глазами, как у матери. Родители вместе со мной переехали в кооперативную квартиру в новой пятиэтажке на другом краю города, а просторную избу на улице Возмутителей оставили молодым. Жить бы да жить…

Но его слабое место, так же, как и у отца – тяга к выпивке, после которой он становился неуправляемым и не контролировал себя. Милая, хозяйственная, терпеливая жена страдала от побоев, несколько раз уходила от Толи, возвращалась, снова уходила. И в конце концов развелась.

Одинокая жизнь брата. С завода пришлось уйти. Вдобавок его сильно избили на улице, была гематома в мозге, два месяца он лежал в реанимации, долго восстанавливался. Родители, конечно, не забывали сына, помогали ему, без них он совсем бы пропал. Деревянный дом на Возмутителей продали, добавили денег и купили Толе квартиру в той же пятиэтажке, где жили сами, в том же подъезде. Так что Толя был как бы под присмотром родителей…