Ксения Жигалина - Собаки

На все оставшиеся до праздника дни установилась хорошая погода, так что все приготовления ко Дню деревни, как и торжественное возложение цветов к обелиску в честь Великой Победы, прошли прекрасно.

Одиннадцатого мая, проводив собак и поковырявшись с сорняками в кочках со смешными розовыми цветочками, он отправился на центральную площадь.

Он подошёл во время выступления местных талантов, за ним и было назначено открытие памятника. Фотокорреспондент районной газеты запечатлел награждение ценными подарками мальчика-аккордеониста и исполнительницу романсов и бардовской песни. После этого инициативный комитет переместился к монументу. Лесов, конечно, уже не было, и весь памятник вместе с постаментом был укрыт алым полотном. Эффектно, покивал он и помахал глянувшему на него заговорщически главе инициативного комитета.

Глава произнёс речь, в которой кратко напомнил всем историю проекта и поблагодарил всех, кто помогал, способствовал, содействовал и вносил посильный вклад. И затем алая волна взмыла в воздух. Все на мгновение замерли, кто-то ахнул. Открывшееся было чудом. У него даже мурашки побежали, хотя он его уже видел. Но одно дело было – смотреть на памятник, стоящий на столе среди стеллажей, пакетов и коробок в полутёмной каморке. И совсем другое – видеть его вот так, посреди площади, на постаменте, играющим бирюзовыми искрами в солнечном свете. Секунда полной тишины была сметена рукоплесканиями и радостным возбуждённым гомоном одновременно всех собравшихся. Обещанные главой газетчики пощёлкали своими камерами и поспешили к главе и мастерам. Жители обступили новое украшение своей деревни. Под впечатлением были все. Открытие удалось.

Через некоторое время ему удалось подойти к памятнику. Он хотел рассмотреть его при дневном свете. В прошлый раз он, поражённый цветом, на многое не обратил внимания. Теперь ему стало понятно и количество креплений, и их расположение. Нижняя часть, крепившаяся непосредственно к камню, представляла собой сплошную металлическую россыпь листьев, кленовых вертолётиков, цветов, шишек, травы. Из-под одного почти настоящего кленового листа выглядывал металлический бумажный самолётик. Там были жёлуди, маленькие веточки, опавшие каштаны. И кем-то оброненный тонкий, может быть, шёлковый, шарф. И всё это взметал порыв ветра, пойманный, как на фотографии. Да, признал он, парни что надо. Для того, чтобы уметь увидеть это самим и суметь показать это другим, это надо, прежде всего, иметь в душе. Новость в газете позабудется, в этом он был уверен. Но они получили здесь свой билет дальше. В этом он тоже не сомневался.

Он стоял и смотрел, как сегодняшний ветер, принесший мёд цветущего донника в деревню, один из прототипов этого творения, сияя бело-жёлтыми искрами, повторяет движение запечатлённого в металле порыва, как скользит по металлическому шёлку шарфа и пытается унести с собой ввысь металлические листья и самолётик. Эта игра не прекращалась ни на минуту с того момента, как было сдёрнуто алое полотно. И он время от времени улыбался при мысли о том, что местные жители озаботились и своими силами, руками своих художников, сами того не ведая, сделали для ветра настоящую площадку для игр. Собакам понравится.

Он подошёл на минуту к главе инициативного комитета, принимавшему активное участие в начавшихся весёлых стартах, от души поздравил, пообещал на днях зайти в кафе и ушёл домой ждать собак.

Начало вечереть. Он приготовил их ошейники и поводки и вышел в сад. Пообщаться с природой. Это стало его развлечением, его отдыхом, его трудом и ежедневной потребностью. Никогда прежде он не думал, что так будет. Но, надо признать, он вообще не думал, как оно там будет. Может быть, во многом именно поэтому он и был так рад, что всё получилось именно так. Не было никаких черновиков и первоисточников. Всё было от себя и сразу набело. Так лучше.

Собаки звякнули калиткой немного раньше обычного и, вопреки своей неизбывной степенности, бодро потрусили по дорожке к дому. Там он их экипировал согласно основам конспирации, и они, теперь уже чинно и благообразно, двинулись по деревне. Никакого повышенного внимания к себе они не почувствовали. Это было приятно. Молча они дошли до площади и направились прямиком к памятнику. На площади были в разгаре приготовления к танцам. У памятника стояли лишь две старушки, которые, впрочем, были увлечены беседой и на вновь прибывших особого внимания не обратили. Но вскоре и они отошли. Никому не было дела. Хорошо.

– Алиса, это пудинг. Пудинг, это Алиса, – церемонно вполголоса произнёс он.

С ним на другом конце поводков, собаки обошли кругом, выбрали ракурс и уселись на мостовую площади – созерцать. Всё это время он старался выглядеть со стороны инициатором происходящего и, вместе с тем, наблюдал за их реакцией. Кажется, они были довольны. И мыслью, и воплощением. И он был рад, что их ожидания не обмануты.

Они провели у памятника минут двадцать, а потом, удовлетворив своё чувство прекрасного, под грянувшие наконец танцы отбыли домой таким же макаром, каким прибыли. Дома он, первым делом, снял с них упряжь и хотел закинуть её куда-нибудь подальше, с глаз долой. Однако меньшая расторопно утащила всё это добро в свой коробок на этажерке. Однако, подумал он. Но, по сути, это же было куплено для них – им и распоряжаться, он не стал возражать. Вместо этого все мирно разошлись по постелям.

Рано. Он встаёт, одевается и спускается в пустую тихую кухню. Выходит в сад. Осматривается по сторонам, смотрит на свои цветы, на деревья и в который раз думает о том, что здесь нужна скамья. Но что-то не пускает его углубиться в домашние хозяйственные заботы. И это совсем не ранний час. Нет. Он прислушивается к себе. И понимает. Это ветер. Это он позвал его из дома. Запах ветра, свежий, сырой, будит всё это утро.

Всё это в секунду проносится в его сознании, и он поднимает глаза. И замечает ветер. Его цвет. Цвет бирюзы. Тончайшая сияющая бирюзовая дымка, летящая по небу, по саду, повсюду. Он вдыхает этот ветер полной грудью, от чего расправляются плечи, желая расправиться и дальше, в крылья. В лопатках неспокойно. В голове проясняется. Ему становится так легко, что он вдруг понимает – пора, это за ним. И он идёт через сад. Идёт к калитке и выходит на грунтовую дорожку. Он ничуть не удивляется – собаки уже тут и ждут его. Его. Они отправляются через луг. Луг пахнет ранним утром. Это совершенно особый запах. Уже не ночи, но ещё совсем не дня.

Они доходят до леса и вступают на его территорию. Теперь он чувствует себя в этом лесу спокойно, у него нет больше ощущения инородности. Но проще в лесу не стало. Они пробираются по одним собакам ведомой тропе, постоянно что-то обходя, через что-то перебираясь, цепляясь за что-то и обирая паутину с лица. Все эти пируэты, пасы и прыжки напоминают ему какой-то ритуальный танец. Танец дождя. Точнее, ветра.