Ксения Жигалина - Собаки

Вернувшиеся вечером собаки уважительно обнюхали посаженные им в трёх местах кустики и, с вежливым интересом уделив пару минут своего времени его энтузиазму со скамейкой, удалились под кухонный стол. А он оставался в саду, пока его совсем не одолели комары.

Проснулся он около четырёх. Эдак и в привычку войдёт, подумал он, спускаясь в кухню. Собаки и ухом не повели. Он вышел в сад и с удовольствием опустился на недошкуренную, пахнущую деревом скамейку. Вчерашний ветер уносил с собой последние следы сырой картошки. За повисшие минуты штиля он успел поразмышлять над тем, что сейчас, по идее, должно задуть картошкой жареной. Однако поднявшийся новый ветер был с ним не согласен. Ветер был порывистый, довольно сильный, хоть и тёплый. Он принёс с собой цветы. Таких цветов он ещё не встречал. Странный сладко-солёный аромат с какими-то листьями, корой, землёй. Он сидел долго, вдыхая незнакомый запах и думал о том, как хорошо будет провести день в саду, наполненном такими цветами. Да он счастливчик! С этой мыслью он поднялся и ушёл в дом.

Дом его стоял лицом на юг. Хотя и он, и собаки считали как раз наоборот. У них в ходу был сад, кухня и этот выход из дома, противоположный парадному.

Козырёк над дверью из кухни был большой. Бетонная площадка тоже. Скорее всего, здесь когда-то уже стояла скамья. И теперь это место будто получило недостающий кусочек, как пазл. Теперь он видел, что скамьи откровенно не хватало. Как он раньше этого не понимал?

Этим своим, истинным, лицом дом смотрел на север, поэтому солнце по утрам светило справа через куст чубушника, готовящегося вскорости зацвести. Теперь оно светило на скамейку. Это было просто невозможно игнорировать.

На завтрак он, по обыкновению, наделал тостов, намазав их сыром, и поделил на троих оставшийся с вечера и любимый с детства салат из консервированных кальмаров. Собаки согласились с ним с полуслова: завтрак на свежем воздухе, если тепло и не мокро – отличное начало дня.

Через неделю его скамейка была отшлифована. Волжанки благодарно восприняли поселение в выбранных им местах сада. Его сон за эту неделю ему ни разу не приснился. Но так уже бывало, и он не думал об этом.

Зато теперь можно было приступать к покрытию скамейки маслом. До этого с маслом для дерева он не сталкивался. Но тогда, на рынке, его вопрос у прилавка с лакокрасочными материалами вызвал локальную войнушку. Снаряды рвались самые разные – от трёхэтажного отечественного эсперанто до призывов не разводить схоластику. Ему оставалось, по возможности, уворачиваться от шашек и пуль и взвешивать сухой остаток. Кажется, когда он выбрал цвет масла, расплатился и уходил, победа в битве ни перед кем ещё даже не маячила.

Пока он покрывал скамью маслом, он думал о том, что вот будет он теперь сидеть в саду на скамейке с кружкой кофе. Он уже придумал и покрывало положить, и принести с дивана пару маленьких подушек. И завтракать тут можно. И не только завтракать, но и вообще обедать и ужинать. Жаль только, собаки не ужинают. И не обедают. И вообще, они здесь только утром чуть-чуть да вечером немного. Ночью не считается. Сидеть здесь с ним днём они не будут. Это жаль, да. Но утром и вечером они здесь с ним сидеть очень даже могут. Значит себе он положит две подушки – на чём сидеть и куда опираться. А им – сложенное в несколько покрывало. Вот так. Осталось только уговорить их сесть на скамейку. Завтракать на скамейке у них не получится, но это не беда. Поедят рядом с ней, а потом сядут. У него есть поднос, на их тарелки хватит. А себе он будет брать большую плоскую, чтобы на ней и кружка помещалась. Стоять она будет на их покрывале, а как поедят – он тарелку на поднос, а они на скамейку. А если сильный дождь? Если сильный – вообще поедят в доме, а потом придут сюда на пять минут. Интересно, вдруг прервал он свои рассуждения, а откуда у него поднос?

Скамейка была готова. Случилось это вечером. С собаками он загодя свои планы по повышению комфортности проживания не обсуждал, поэтому решил дождаться утра.

Рано. Ещё совсем рано. Но солнце уже высоко в небе, ведь уже почти лето. Он встаёт, одевается и спускается по тихому дому вниз. Выходит в сад. В саду тенисто. Солнце светит справа сквозь кусты. Он оглядывает скамью в солнечных бликах. Теперь не надо будет вытаскивать и заносить обратно стул из кухни. Эта мысль уходит, и тогда он замечает запах вокруг. Не цветов. Не травы. Запах ветра. Он замечает его вот так, сквозь всё остальное, не сразу. Он поднимает глаза в небо и видит бирюзовое сияние, разлитое над головой. Едва увидев его, он начинает замечать его повсюду, даже на скамейке. Этот ветер прежде он не встречал ни разу. На него похожи многие, а он не похож ни на один. И объяснить это сложно. Это не просто сырой ветер. Это ветер, гонящий волны мурашек, начиная с затылка. Ветер, вдыхая который, хочешь лететь, и кажется, что расправляются твои крылья. Он аж потягивается. В голове проясняется. Всё так. Всё правильно. Это за ним. Кажется, останься он просто сидеть в саду – он сойдёт с ума, или что-то надорвётся у него внутри. И он идёт по дорожке через сад, звякает калиткой и видит собак. Они ждут его на грунтовке. Они наконец берут его с собой. Он ликует, другого слова нет. Его время пришло.

Они идут через луг, пахнущий утренним солнцем. Дальше – лес. Сплошной бурелом. Он идёт за собаками, которые одни, наверное, знают фарватер. Из-за него они идут медленнее. И ему кажется, что они уже целую вечность пробираются через дебри, которые с каждой минутой становятся всё непролазнее. Вокруг почти на глазах темнеет. Вдруг собаки останавливаются. Идти дальше некуда. Он смотрит туда, куда смотрят собаки, и поначалу не видит ничего, кроме окружающей их тёмной чащи. Но затем он замечает ветер, что вывел его из дома. Прозрачный, едва уловимый поток струится мимо них вперёд. И он идёт туда, за ветром. Ноги сами ведут его. Он доходит до двух сосен, выходящих из одной точки в самое небо где-то над их головами. Поток ветра уходит туда, меж сосен. Тогда и он следует за потоком. Собаки за ним. Они оказываются по ту сторону и смотрят вперёд. Там светлее, там кончается лес. Бирюза устремляется туда. И они следом за ней.

Они выходят из леса так, словно лес бежит от них. Он даже оборачивается. Полоса леса уходит в обе стороны от них, на сколько хватает глаз. А перед ними грунтовая дорожка, за которой расстилается поле. Совсем как у его дома.

Он осматривается по сторонам и замечает вдали у леса ещё поток ветра, но другого цвета, белый. А совсем далеко от них он разглядывает сиреневую дымку. Все эти ветра вливаются в сияющее многоцветье, царящее впереди над полем. Им тоже туда, снова через поле. Он смотрит вперёд, и ему кажется, что там, за разноцветной завесой он что-то видит. Что-то темнеет там впереди. Что-то большое и, несомненно, важное. Но ветер так ярок, краски его гораздо насыщеннее, чем он обычно видит в деревне, и ему никак не удаётся разглядеть, что же это. Они продолжают идти вперёд, и ему уже кажется, что он почти угадывает очертания. Но образ снова и снова ускользает от него. Вот, кажется, ещё шаг, два, и он поймёт!