Ана Стриана - Лес

– Так что насчет моей работы?

На секунду Альберт задумался, а потом неопределенно махнул рукой:

– Я подумаю.

На следующий день Эрика поняла, что Альберт не собирается выполнять свое обещание. Он все так же был погружен в свою работу и только один раз вышел на улицу, чтобы дойти до ближайшего почтового отделения.

Сначала Эрика подумала, что он пошел получать документы на нее, но когда Альберт пришел домой, в его руках она заметила лишь толстый конверт белого цвета. Официальные письма обычно приходили в конвертах темно-коричневого цвета – для них использовалась дешевая бумага. Не сказав ни слова, Альберт прошел в свой кабинет. Больше в тот день она его не видела.

Потянулись тоскливые и дождливые дни темной зимы. Маясь от безделья, Эрика несколько раз выходила на улицу погулять. Привычно перепрыгивая через ямы на дорогах, она думала о том, насколько бессмысленным стало ее и без того не слишком веселое существование. А еще о том, сколько людей были бы рады оказаться на ее месте и хотя бы на несколько лет сбросить с себя материальную каббалу. С другой стороны, какой смысл оттягивать неизбежный конец? Да и цена за это слишком велика – теперь она навсегда лишилась возможности списать с себя все долги. Она получила лишь временную отсрочку, а потом… Страшно было даже подумать, что будет потом.

Мимо проходили редкие прохожие. У всех на лицах читалось одно и то же выражение: усталость и апатия. Вот прошла пожилая женщина, укутанная в старое болотного цвета пальто с дырами сразу в нескольких местах. Она шла сгорбившись, в ее дрожащих руках покачивалась тряпичная сумка с продуктами. Возраст ее выдавала только покачивающаяся, неуверенная походка и сгорбленная спина. Ее лицо, как и лица многих жителей страны, несмотря на возраст, оставалось практически лишенным морщин.

Эрика раньше никогда не задумывалась, почему у жителей Д-Республики так поздно появляются морщины. «Возможно, – подумала она, – дело в том, что наши люди почти никогда не улыбаются, не удивляются и не проявляют других эмоций. На их лицах практически с рождения застывает одна и та же маска, лишенная эмоций. Эта маска неизменной остается с ними в течение всей жизни».

В Д-Республике любой ребенок с самого раннего детства знает: улыбаться или смеяться – значит проявлять неуважение к другим людям. В стране, где у каждого человека гарантированно есть повод для скорби в любой момент его жизни, улыбка или смех всегда выглядят неуместно. Лучшее, чего можно желать другим и себе – это ледяное спокойствие. Душевное равновесие.

Мимо прошел пожилой мужчина. От него сильно пахло мочой, а старая темно-синяя куртка была покрыта пятнами грязи. Его глаза словно застыли – он шел вперед, не глядя по сторонам и не мигая. Казалось, он сам уже давно не здесь, осталась лишь его телесная оболочка, которая вынуждена влачить свое жалкое существование до тех пор, пока не истечет ее срок годности.

Эрика вышла к небольшому парку – точнее, тому, что от него осталось. Сгнившая древесина полуразвалившихся скамеек черными крестами торчала из земли, делая это место похожим на кладбище. Асфальтовые дорожки почти полностью уничтожила рвущаяся из-под земли трава. Сейчас вместо травы проглядывала черная земля, словно дорожки были сделаны из серого стекла, которое какой-то великан уронил на землю и разбил вдребезги.

От всего этого веяло такой безнадежностью и тоской, что Эрика решительно развернулась и пошла домой. Ранее дремавшее где-то внутри смутное ощущение начало формироваться в полноценное понимание. Что-то изменилось в ней.

Выросшая в обычной бедной и многодетной семье, Эрика с детства видела, что такое д-болезнь. Ей были подвержены абсолютно все жители этой страны, именно она безраздельно властвовала в этой стране. Это казалось таким же естественным, как наличие у людей двух рук и двух ног. В детстве Эрика бездумно повторяла за старшими их модель поведения. У нее часто было плохое настроение, она просыпалась утром усталая и часто плакала. Но в подростковом возрасте произошел случай, который заставил ее по-другому посмотреть на свое состояние.

Тогда в городе случилась трагедия – обвалился большой многоквартирный дом. Как и многие другие подобные дома, он давно требовал капитального ремонта, но ремонтировать его было не на что. Каждый день на его стенах появлялись все новые трещины, но люди терпеливо ждали, что все устроится как-то само собой. Дом обрушился ночью, когда в нем спали почти двести человек. Все они погибли – спасать их было некому, спасательные службы давно расформировали. Остались лишь могильщики, которые искали в завалах дома тела и увозили их к границе города, где сбрасывали в Ров – длинную глубокую яму, опоясывающую весь город. Именно там заканчивали свой земной путь все люди, умершие своей смертью, от болезней или несчастных случаев.

Эрика вспомнила, как тогда сказала маме:

– Почему их никто не спасал? Почему никто не ремонтировал дом? Ведь это несправедливо, почему они умерли?!

Мама посмотрела на дочь усталыми глазами блекло-серого цвета и сказала:

– А что мы можем сделать? Мы ничего не можем. И все мы когда-нибудь умрем.

– Но… До смерти ведь должна еще быть жизнь!

– Да какая это жизнь? Ты все поймешь, когда вырастешь. Просто учись, чтобы найти работу и не накапливать долги. А все остальное от тебя не зависит, – она грустно улыбнулась и пошла на кухню готовить суп из четвертинки кочана капусты.

И все вокруг говорили то же самое – это не от нас зависит, мы ничего не можем сделать. Все, что мы можем сделать, – это постараться за свою короткую и несчастливую жизнь не накопить слишком много долгов, которые перейдут следующему поколению. О том, чтобы расплатиться с долгами полностью, не могло быть и речи – такое системой просто не было предусмотрено.

Эрика не чувствовала в себе этой всеобщей покорности и пассивности. Ей хотелось действовать, предпринять хоть что-то, чтобы изменить ситуацию к лучшему. Но она не знала – как. И в то же время нахлынувшие на нее чувства были очень странными – она никогда не видела, чтобы другие люди выражали что-то подобное. Это было так не похоже на привычные всеобщие уныние и апатию. Где-то внутри словно зажегся огонек, сделавший ее невосприимчивой к всеобщему унынию.

Но это озарение быстро прошло, трагедия забылась, потянулись обычные серые будни, и Эрика вновь подстроилась под всеобщее унылое настроение.

Теперь же, спустя месяц, проведенный в доме Альберта, Эрика вдруг поняла: все это время она не столько испытывала все эти тяжелые чувства, а лишь пародировала их, повторяла за взрослыми, как ребенок, который учится ходить, самостоятельно держать ложку в руке или разговаривать. Но эти чувства были не ее, не настоящими. Только оказавшись рядом с человеком, ценящим жизнь и имеющим в ней какие-то цели, она вдруг смогла понять себя.