Александръ Дунаенко - Город прекрасных женщин. Избранное

И ничего тут уже не исправишь, назад не повернёшь…

Возвращались домой пешком. Велосипед я вёл в руках. Та же тропинка, цветущие вокруг кусты курошатника. Небо с весёлыми тёплыми облаками. «…Тот же лес, тот же воздух и та же вода, только…»… Мы почти не разговаривали. Или – опять про школу, экзамены. Про то, что вода в речке была тёплой.

Кира вечером уехала к себе в город на последнем автобусе. Я её проводил. И думал, что уже никогда мы не встретимся. Что она не будет писать мне писем. А я – просто её забуду. Забуду про всё, как будто ничего не было. Каких-то три минуты слабости с девчонкой на речке. Конечно, можно об этом забыть. Ничего не было!..

Ага!… Что мы о себе знаем, когда только-только начинаем взрослеть… Я сначала эпизодически, потом всё чаще и чаще стал вспоминать Киру. Речку, её мокрый купальник, через который заметно проступали бугорки сосочков её маленьких грудок. Запах волос. И… те три минуты сумасшествия, которые случились там, на песке…

Эти воспоминания постепенно завладели всеми моими мыслями.

Я смирненько кушал супчик за столом с родителями, носил вёдра с водой к своим деревьям, ходил с друзьями в кино, которое по вечерам крутили в соседнем пионерлагере и всё время думал о ней, о Кире.

Вспоминал, как она до меня дотронулась, и мне хотелось влезть на крышу и спрыгнуть оттуда от невыносимого желания. А ещё больше мне хотелось… опять…

В то лето жизнь у меня протекала совсем по-взрослому. Воспитанием моим в основном занималась мама. Мама любила книги, очень им верила. А в наших советских книжках много писалось про то, что нужно, как можно больше, трудиться. Потому что труд сделал из обезьяны человека. Экзамены в школе я сдал на пятёрки. И следующим этапом в моём совершенствовании была работа на полях нашего родного совхоза. Умственный труд нужно чередовать с физическим. Это тоже было написано во всех умных книжках.

И мама на лето устроила меня на работу.

Вообще, ко всему прочему, труд ещё и облагораживает человека. Вот сразу была обезьяна, потом стала трудиться – стала человеком, а потом стала трудиться ещё дальше – и стала благородным человеком.

Где-то в промежутках на этих этапах у неё отпал хвост.

Когда-нибудь археологи докопаются до такого пласта земли, где ровным слоем будут лежать хвосты обезьян. Тогда можно будет установить точную дату превращения обезьяны в человека. Не тогда, когда она встала на задние лапы – на задних лапах и медведь ходит – а, когда у неё отвалился хвост.

Приняли меня в совхозе на работу поливщиком. Я был новичком, поэтому поливал картофель излишками воды, которая оставалась от других рабочих. Мерой количества воды была «тяпка». Одна «тяпка» – на одного поливщика. Насос качал воду с Илека на две с половиной «тяпки». Ну, вот эти «полтяпки» мне и направляли.

Смена начиналась с шести утра и до часу дня. На следующий день – с часу дня и до восьми вечера. Кроме того, что воды мне шло на «полтяпки», в остальном всё было, как у взрослых, у профессионалов. Во-первых – сама «тяпка» – тяжёлая железная мотыга, которой с одного-двух ударов по земле можно было быстро перегородить воду в арыке и направить в нужном направлении. Ну, и – солнце, жара, семичасовой рабочий день.

Я потому рассказываю это всё в подробностях, что – вот жара, тяпка эта тяжелая, утром, когда прохладно – ещё комары, а у меня в голове всё мысли о Кире. И время от времени вспыхивающее жгучее желание женщины. Такое, что очень неудобно было ходить между рядков картошки.

Я же не в армии был. Мне бром в кашу не сыпали…

И наступил момент, когда мои мужские страдания в мальчишеском теле сделались невыносимыми. Я уже не вспоминал, не думал о том, что не люблю Киру. Что пережил минуты, когда мне было неловко и стыдно. Я обо всём этом забыл. Мне нужно было опять к ней. Опять… Опять…

И однажды я не выдержал – после смены, которая заканчивалась в час дня, я побежал в город, к ней, к Кире…

Участок, где я работал, находился прямо у речки. Если перейти через висячий мостик, то можно было сесть на заводской автобус, который ехал в город.

Как у меня в тот момент работали мозги для выбора оптимального варианта встречи с Кирой!..

Я трясся в пыльном ЛИАЗе, сидя у окна, потом ходил по улицам частного сектора, где должен был находиться дом Киры, и всё это время у меня в штанах торчал…

Я уже совсем не думал о том, как относится ко мне девушка, что я сам испытываю к ней в действительности – мне нужно было скорее её увидеть, мне нужно было…

А вот и дом… Обыкновенный частный дом. Снайперская, 58. Зелёные ворота с облупившейся краской. Толкаю калитку. Кира… Она мыла крыльцо, наклонившись, подоткнув для удобства выцветшее короткое платье. И я опять увидел её ноги, от которых не мог уснуть, сходил с ума уже несколько недель…

Как мучительно, как долго мы с Кирой здоровались… Кира, конечно, не ожидала моего появления. Она так и села на мокрое крыльцо, продолжая держать в руках половую тряпку. С тряпки стекала вода… Кира расправила платье и, насколько могла, постаралась натянуть, прикрыть им коленки. А платье было коротким, всё равно… Я на них смотрел…

Я делал вид, что ничего не произошло. Что это и не я себя вёл так по-свински. А Кира не хотела узнавать во мне меня прежнего, того, кому писала письма с весёлыми легкомысленными надписями: «Жду ответа, как соловей лета!…».

Она уже не ждала от меня ответа.

Я топтался у крыльца, чувствовал себя по-идиотски. Понимал, что, если меня сейчас попрут со двора, то будут совершенно правы. Если ещё и тряпкой вслед – всё по заслугам.

Но Кира не прогоняла.

Будто и не о чём было говорить, но мы так и находились в этом странном положении – Кира – сидя в луже воды на крыльце, я – напротив. Солнце печёт. Всё будто замерло.

– Мне нужно кроликов покормить, – сказала Кира.

– Можно мне с тобой?

Она не ответила. Встала, пошла через двор в сарай.

Я пошёл следом. За Кирой следом, через двор. От ворот и до самого сарая по земле тянулась стальная проволока. Наверное, для собаки. Сейчас – как выскочит волкодавище… Не выскочил…

В сарае полумрак. Прохлада. В мешке у клеток стояла свежая трава.

– Это ты за травой ходишь?

– Да, а кому же? Мама работает.

Я взялся помогать. Доставал из мешка пучки травы, передавал их Кире. Она раскладывала их по клеткам.

Руки наши раз-другой соприкоснулись.

Потом я обхватил Киру за талию… Она держала в руке клочок травы, отвернув от меня лицо. А я уже вдыхал запах её волос, тела: – Кира!!!..

Опять… Всё случилось, повторилось опять…

Почему у неё так мелко? Или – так вообще должно быть?..

Лежали рядом на сене, переводили дыхание.

Что я опять наделал? Зачем?..

Когда всё закончилось, мне опять стало всё противно. И Кира, и этот её сарай с кроликами…