Фарид Рауф - Мост над бурными водами. Сборник рассказов

С некоторых пор Самир стал бояться сновидений. Было приятно просыпаться – может, это и была генеральная репетиция смерти и последующего воскресения. И так всегда, вечно…

Машина заурчала, преодолевая подъём. Послышался хлопок газа. Ещё один. Звук шёл спереди, с грузовика, который вёз тела.

– Хреновая машина у Володьки Косматого, – заметил Гриша.

– Он же за ней не следит, – вмешался Гончаров. – Мне бы дали машину, я бы…

– У тебя уже была машина, Гончар.

– Так меня за бензин сняли, а не за плохое содержание. Все бензин толкают, только вот меня решили накрыть, сволочьё.

Мать разбирала почту. У заведующей канцелярии горкома бумажной работы всегда хватало. Смена власти, местной, разумеется, – и новые директивы. Именно начальники канцелярий могут ответить на вопрос: как управляется страна всесильными «исходящими» и «входящими». Штамп, номер, дата и размашистая подпись – решалась судьба. «При чём тут Бог», сказал бы начальник парткома, воспитанный в духе «научного» атеизма, но то и дело про себя обращаясь к Богу с просьбой не наказать его на том свете и дать дальнейшее продвижение по службе.

Мать не заметила, как вошла сослуживица.

– Привет, как дела? – все эти машинальные вопросы и ответы. – Как ребёнок?

– Опять приболел. Не знаю, что с ним делать. Он такой слабенький. Хочу его в какую-нибудь спортивную секцию записать, пусть окрепнет немного.

– Хороший врач нужен. Сперва подлечить необходимо. Я тебе дам адрес и телефон. Моих двух детей, можно сказать, он поставил на ноги.

– Спасибо. Обязательно обращусь к нему. Да оторвись ты от своих бумаг!

– Фуф! Хорошо, что сказала. Я так иногда заведусь, что не могу остановиться. Я имею в виду работу…

– От Самира вести есть?

– Неделю назад письмо получила. Пишет, что всё нормально.

– Да. Представляю, как тяжело тебе. Расти, расти и потом отдай на съедение… – Голос понизился. – Говорят, что наши скоро оттуда войска выведут.

– Я молюсь на Горбачёва…

– Ладно тебе! Нашла на кого молиться. Уж молиться Богу надо.

– Я чувствую, что именно этот человек покончит с войнами, по крайней мере, с теми, в которых участвует наша страна. Эта вся перестройка и демократизация – здорово.

– Это ещё не известно. Вон, говорят, в Алма-Ате такое было.

– Главное – Самир жив был и здоров, вернулся домой – и всё, и всё…

– Он вернётся. Поверь мне, – сказала сослуживица. Слова утешения денег не стоят, а вот душу человека облегчают. – А вообще, как ты его проморгала в Афганистан? Надо было положить на лапу кому надо.

– Мы не ожидали. Его забрали в Грузию, на «учебку», а оттуда раз – и в Афганистан. Если бы я знала!.. – И неожиданно воскликнула: – Пускай дети генералов воюют!

– Не забывай, что здесь райком партии.

– А чего? Председатель сам политические анекдоты рассказывает.

– На то он и председатель.

Вошёл молодой инструктор райкома. Аккуратно одетый, весёлый – ведь его ждала ПЕРСПЕКТИВА. Он тут был временно. Трамплин. Отец выдвинет.

– Об-б чём-ммм речь?

– Об анекдотах.

– Анекдоты я люблю. Поделитесь.

– Встречается как-то Рейган с Горбачёвым…

– Только не тут, – запричитал парень с перспективой стать, по крайней мере, председателем райкома партии.

– Я думала, что ты смелый.

– Для смелости есть место и время.

Мать вспомнила снова Самира. Для него время и место для выражения смелости выбрал кто-то другой.

Самир спустился вниз к реке. Новенький «Урал» стоял в тени деревьев.

– Хреново вы маскируетесь. В Афганистане вас за километр увидели бы, а ещё в лесу находитесь.

– Откуда им бедным знать, – сказал Юсиф. – Вот ты и научи.

– Все мы учились, – заметил капитан.

– Пока я их буду учить, их всех по одному перебьют. Война должна вестись на государственном уровне. А тут одна самодеятельность.

– Ладно, не задирайся, – отрезал капитан. – Все вы, «афганцы», любите выпендриваться и из себя крутых строить.

Капитан отошёл к бойцам. Юсиф зло посмотрел ему вслед.

– Иногда думаю, какого чёрта я припёрся сюда. А тебя вообще не понимаю. Тебе одной войны недостаточно?

– Вот ответь на первый вопрос. Почему ты здесь? Я не люблю говорить про патриотизм и родину. Кто об этом громко говорит, меньше всего дел делает.

– Я член оппозиции…

– А чтобы быть патриотом, нужно числиться в оппозиции? – перебил Самир. – Я вот что скажу – проходимцев везде хватает.

– Среди коммунистов их намного больше, – упорствовал Юсиф.

– Не дели народ. Я видел, что из этого в Афганистане получилось.

– Афганцы – народ что надо. Никто их не смог покорить – ни англичане, ни русские. А мы тут никак оборону организовать не можем! А ещё и предатели есть!

– Избитая тема. Мне неинтересно… Самобичевание я не люблю, потому что не мазохист. А предателей и в Афганистане хватало – всякие там «бабраки» и «кармали»…

– Я не удивлюсь, если с нашей предстоящей операцией что-либо произойдёт, – продолжал Юсиф. – Не хочу каркать…

– Уже накаркал… И мне интересно, что с этой операцией произойдёт.

– Завидую я тебе. Не боишься ты смерти…

– Я уже один раз умер. Мне дана вторая оболочка…

Машины остановились. По инструкции этого не полагалось делать. Но грузовик знаменитого Володьки Косматого перегрелся на подъёме. Что-то было неладно с двигателем. Старший машины – прапорщик Загороднюк орал на весь Восток благим матом.

Самир и Гриша выпрыгнули из машины. Место было пустынное. Голые скалистые склоны гор молча взирали на усилия чужеземцев завести машину.

– Кажись, я тут был, – сказал Гриша. Он несколько минут подумал. – Точно! – воскликнул он, будто узнал знакомую девушку. – Вон там деревня. Говорю же – был я тута-а!

– Что-то не видно деревни, – заметил Самир.

– А мы её в прошлом году спалили. Там душманы прятались.

– Так и спалили целиком?

– А что делать? Приказ был. Да и по-другому трудно было бы выкурить этих сволочей оттуда. Людей потеряли бы. Все в деревне за них были.

«Чего же воевать против них, если вся деревня за них? Конечно, отсталые элементы в деревне не понимают, какие блага несёт им коммунизм», – подумал Самир, но, конечно, не высказал это вслух.

Но тут к нему подошёл прапорщик Загороднюк. Он будто уловил колебания на лице Самира.

– Жалеешь их? – спросил он.

– Кого – душманов или жителей деревни?

– Они все заодно. Нечего их жалеть, солдат! Своих жалеть надо.

– Я жалею, да и вообще людей люблю.

– А мы не любим?

– А чего Вы, товарищ прапорщик, отделяете меня от остальных?

– Ты всегда непутёвые разговоры ведёшь. Такие, как ты, потом… раз – на их сторону переходят.

– Это серьёзное обвинение.