Любовь Москалёва - Записки уродины

На раскладном диване, сложенного по случаю полуденного времени в диванчик-недомерок, лежала мамуля. Видимо от недостатка пространства она спала, поджав ноги и опустив низко голову.

Её поза мне что-то напомнила… а, ну, конечно! Так лежат не родившиеся дети в чреве матери. Так спят люди, которые подсознательно ищут защиту. Это я точно знаю – недавно прочла в Интернете. Сжался спящий человек в позе эмбриона, значит, его что-то беспокоит, и он пытается защититься. Словом, проблемы у человека, даже когда он этого и сам не осознает. Там ещё много интересного рассказывалось, статья была длинная и жутко умная, но я уже почти ничего не помню. А вот про позу эмбриона сразу запомнила.

Интересно, а от чего хочет защититься мамуля?

Я напряглась и озабоченно уставилась на неё, и тут же сама себя одернула – хватит фантазий! Ей просто стало зябко, оттого она и сжалась во сне. Глядя на мамулю, я тоже передернула плечами. Несмотря на теплый солнечный день, у нас в квартире, как обычно, было прохладно. Я зашла в комнату и взяла небольшой клетчатый плед, висевший на спинке стула. Чтобы расправить его пришлось слегка встряхнуть, и тут поток воздуха, рождённый этим движением, сдул с дивана прямо мне под ноги незнакомую фотографию. Разве я могла не взглянуть на неё?

Снимок был старый, любительский, и с него на меня смотрел светловолосый парень, удивительно подходивший на роль Иванушки в какой-нибудь русской народной сказке. На обороте размашистым почерком было написано: «Самой прекрасной девушке на свете. Твой Женька».

Могу поклясться, что никогда не видела этого парня. Я осторожно положила снимок на место и внимательно присмотрелась к лицу мамули. Кажется, она недавно плакала. Ресницы слиплись и ещё даже не просохли. Чего это она? Из-за него что ли?

Забыв о пледе, который всё ещё держала в руках, я начала озираться по сторонам. И вдруг на столе за стопкой журналов я увидела необычную шкатулку, покрытую черным лаком. Её углы и замочная скважина были инкрустированы металлом, а в замке торчал небольшой красивый ключик. Шкатулка, несмотря на свои внушительные размеры, производила впечатление игрушечной. Затаив дыхание, я подошла к столу и робко прикоснулась пальцами к её блестящей поверхности. Чудесная находка была похожа на сказочный ларец какого-нибудь волшебника, и только детально разглядев её жестяные украшения и облупившийся лак, я разочарованно вздохнула – дешёвая поделка.

И всё-таки эта шкатулка ещё могла оказаться ценной находкой.

А вдруг это как раз то, что я долгое время искала и никак не могла найти?

С некоторым трепетом я открыла крышку этой загадочной шкатулки.

Точно! Я угадала!

Здесь было всё – письма, бумаги, фотографии.

Здесь было то, что он меня тщательно скрывали.

Здесь были ответы на мучающие меня вопросы.

Ещё раз оглянувшись, я протянула руку к лежащему сверху письму и… в это время на диване заворочалась мамуля. Боясь попасться на неблаговидном поступке, я быстро закрыла шкатулку и потихоньку вышла из комнаты. И пусть сейчас мне ничего не удалось узнать, зато теперь я знала, что искать и обязательно выберу удобный момент, чтобы покончить с нашими семейными тайнами.

Весь оставшийся день я терялась в догадках, кто бы это мог быть на том снимке. Почему мамуля так бережно хранит его фотографию? И почему его, как и меня, зовут Женькой? К вечеру мои любопытство и нетерпение достигли такого накала, что я все же решилась заговорить.

– Мам, а почему моё отчество Александровна? – осторожно поинтересовалась я.

– Потому что твоего отца звали Александр, – спокойно ответила мамуля.

– А вот бы было здорово, если бы моего отца звали Евгением, – весело, стараясь скрыть дрожь в голосе, выпалила я. – Представляешь, я была бы Евгения Евгеньевна.

Ожидая реакции, я впилась в неё глазами. Вначале съёжившись, мамуля все-таки быстро взяла себя в руки.

– Хватит болтать чепуху, иди-ка, сходи за хлебом, а то ужинать не с чем.

Судя по её тону, говорить дальше на интересующую меня тему не имело смысла. Позднее я много раз ругала себя за этот опрометчивый разговор, которым я выдала себя с головой. Всё последующие дни, как только выдавался случай, я пыталась разыскать ту самую шкатулку, но все мои усилия оказались напрасными.

С тех пор я больше её так и не увидела. Скорее всего, с того дня эта бесценная вещица покинула стены нашего дома.

* * * * *

Воспоминания….

Порой они выползают из глубин прошлого, как вагончики детской железной дороги, один за другим, вытягивая, и подталкивая друг друга. Каждый вагончик – отдельный эпизод, отдельное воспоминание, но они так торопятся и наползают один на другой, что путают и смущают меня.

Чаще бывает по-другому, и моё прошлое клубиться вокруг словно мутное облако. Сквозь пелену мне видятся какие-то неясные очертания, как будто знакомые, но пока ещё едва различимые. Они могут безвозвратно растаять, а могут и проявиться, словно кадры старого чёрно-белого фильма. Эти пока ещё схематичные картинки рождают чувства, которые, как сухие дрова, подброшенные в костёр, разжигают едва тлеющие воспоминания. Появляются звук и цвет. И это уже не кино. И я уже не зритель.

Я персонаж! Главное действующее лицо!

* * * * *

Зелёная тетрадь с изображением экзотической жабы на обложке, где же ты? Если я тебя сейчас не найду, то на зачёт по бухучёту можно не надеяться. Наша БухТа без конспектов даже в аудиторию не пустит. Она, конечно, зануда, но предмет знает, и очень старается, чтобы и мы знали. Денег не берет, чудачка! И прозвище у неё чудное – БухТа.

Бух – бухгалтер. Та – Татьяна – Татьяна Викторовна, которая бухтит про бухгалтерию.

– Мам, ты мою тетрадь с жабой не видела?

Мамулин силуэт замаячил в дверном проёме.

– Видела, – ехидно прищурив глаза, сообщила она.

– Фу-у! – облегчённо выдохнула я. – Где она?

– Где бросила, там и лежит.

Мамуля поджала губы и развернулась, чтобы уйти.

– Мам, я зачёт завалю! – взмолилась я. – Где она?

Мамуля притормозила.

Вот за что люблю её, так за отходчивость. Все карательные меры длятся у неё не более пяти минут.

– Чай пила?

Всё. Я поняла. Пару часов назад я пила чай на кухне и одновременно листала тетрадь. Похоже, я там её и оставила. Обогнав мамулю, я ринулась на кухню.

Точно! Вот она! На подоконнике.

Жаба, и без того смотревшая на мир удивленными глазами, сейчас выглядела растерянной и обескураженной. Пребывание на кухне смущало её и не вселяло оптимизма. Я почесала мизинцем её нос.

– Не волнуйся, красавица, тебя не съедят! Ты закончишь свою жизнь в мусорном баке, но только после того, как я сдам все экзамены. А, может, даже до диплома доживешь.

Мамуля смотрела, как я разговариваю с картинкой, и неодобрительно покачивала головой.