Татьяна Лебедева - Липовый ветер

Но вот все дошли, доехали, добежали, не потеряли камеру с тремя объективами, дедушки напомажены и накормлены, родители тоже, кажется, живы. Расселись по местам. И выходят дети. Ну как дети, не очень-то и дети, это кого спросить. И воздух дрожит от волненья и радости. И профессора в смешных прикидах говорят речи. И микрофон сообщает: «София, бакалавр психологии», и выходит твоя малышка, вся взрослая, в кудрях и с кисточкой на шапке, берет красную папочку и что-то шепчет в ответ на поздравления. А ты вскакиваешь с места и орешь «Ура!», и слезы льются, и в груди пожар гордости и счастья.

16.01.2020

Сегодня Сонин день рождения. Как же мне повезло, что именно она у меня родилась, мы друг другу очень подходим. Мне это было понятно с первых дней ее жизни. Сегодня ей 23, я понимаю, что она взрослая совсем, но мое внутреннее ощущение, что она вот такая, как на фотографии двадцатилетней давности, с нежными кудрями, круглыми щечками и капризным ртом. Какое это счастье – дети. Особенно дочери.

Мы познакомились в пионерском лагере в Евпатории. Она была такой красавицей, какими бывают только принцессы из волшебных сказок: огромные голубые глаза в длинных ресницах, волосы до пояса, густые и блестящие. Ее звали Александра. Она пела, играла на пианино и бегала быстрее всех на физкультурной площадке. В нее сразу влюбился самый симпатичный мальчик в нашем отряде и уже не отходил от нее ни на шаг. А я была толстой, неуклюжей и никаким стандартам ГТО не соответствовала. На конкурсе красоты Саша выступала в белом венчике из роз и в длинном платье с кружевным шитьем. Я не помню, завершился ли конкурс Сашиной победой, но для меня она была самой прекрасной во всем лагере, а не только в нашем старшем отряде.

В Москву наш лагерь возвращался на поезде; все плакали, не хотели расставаться и обещали друг другу встречаться каждый месяц. Когда поезд подъехал к Курскому вокзалу и в окна уже начали заглядывать самые резвые из встречающих родителей, меня крепко сжал в объятиях мальчик Миша (или это был Костик – сейчас уже не помню), но я не пыталась разжать его руки, хотя в моей голове и пронеслась мысль, что если папа увидит, мне будет трудно с ним объясниться – вот как сильно я расчувствовалась.

Могу сразу сказать, что наши отрядные дружбы и любови распались почти мгновенно; мы организовали одну-единственную встречу, а в остальных не было необходимости. Какой еще верности можно ожидать от тринадцатилетних?

А вот с Сашей мы не расстались до сих пор. Как-то сама собой сложилась традиция: Саша приезжала ко мне домой раз в неделю или чаще, мы обедали, валялись на диване в моей комнате и разговаривали. Так мы довалялись до Сашиного дня рождения в декабре, и я впервые поехала к ней домой на праздник. Ее мама показалась мне очень похожей на мою, поэтому я даже не удивилась, что и звали их одинаково. Еще у Саши был младший брат, как и у меня. Короче говоря, мы с ней были как разделенные в младенчестве сестры, а мне всегда так не хватало сестры.

В новогодней открытке (мы писали друг другу открытки и письма и посылали их по почте, хотя и могли передать из рук в руки) я призналась ей, что она моя лучшая подруга. Написала и смутилась. Во-первых, тем самым я предавала свою старую школьную подругу, а во-вторых, решила, что Саша может удивиться моей неуместной любви, ведь мы знаем друг друга всего ничего: с прошлого лета. Сразу скажу, что все кончилось хорошо. Саша нисколько не удивилась, наоборот, она сама написала мне то же признание в своей открытке. Открытка эта есть у меня до сих пор.

Без преувеличения могу сказать, что Саша – единственный человек, который знает обо мне все. Самые страшные секреты, стыдные истории, ужасные проступки и обманы. Саша покрывала мои преступления перед моими родителями. Саша приходила ко мне в больницу, когда я почти сломала себе шею, упав с лестницы. Она утирала мне слезы, когда меня бросил любимый в девятом классе. Она выслушивала мои бесконечные истории и рассказывала мне свои.

Именно с Сашей мы однажды промокли под дождем до нитки и шли босиком, держа на отлете бесполезные босоножки. При этом смеялись, как умалишенные. Я такую картинку видела только в кино, ну, еще Агутин потом спел, но это было гораздо позже. Когда мы пересекли поверху Садовое кольцо (переходы были залиты по уши) и ввинтились в станцию м. Белорусская, к нам подошел неизвестный дяденька, внимательно посмотрел на наши мокрые лица и спросил: «Вы че, сестры, штоли?» – мы синхронно ответили: «Да, мы близнецы!»

Саша старше меня на целый месяц с хвостиком. Каждый год в ее день рождения я спрашиваю: «Ну расскажи мне, как живется в твоем преклонном возрасте?» – и она всегда серьезно отвечает: «Вот поживешь с мое…»

Саша – мой золотой стандарт, моя совесть, мой драгоценный друг. Когда-нибудь мы снова поедем с ней в маленький город у моря и будем гулять, есть жареную рыбу, пить пузырчатое вино, рассказывать друг другу все тайны и обсуждать наших внуков и правнуков, как и положено двум старым перечницам.

– А нравится ли вам этот кухонный шкаф? – слова произнеслись случайно. Я успела их подумать, но не собиралась говорить.

Дама, присевшая на стул рядом с громоздким, слоноподобным буфетом, ласково улыбнулась и ответила:

– Я так и подумала, что вы русская. Вы балерина? Впрочем, простите, это не мое дело, конечно. А шкаф-то – нет, не особенно нравится. Он какой-то беспородный, но зато большой, в него при необходимости можно поместить много посуды. Примерно человек на двести.

– Вы правы, у меня как раз эта мысль пронеслась, но я хотела получить подтверждение. И я слышала, что вы говорили по-русски с вашим спутником, вот и решилась спросить.

– Это мой сын. Боря, иди сюда, я хочу тебя кое с кем познакомить, – позвала дама.

Через дверной проем из соседнего зала, уставленного обеденными столами, вошел высокий симпатичный мужчина (моя бабушка Тамара про таких говорила «интересный молодой человек»), а с противоположной стороны возник мой муж.

– Борис, мой сын, – обратилась дама к нам.

Борис приблизился и пожал мою руку:

– Рад знакомству!

– Аня, Анна. И я рада, а это Алекс, мой муж.

– Добрый вечер, очень приятно.

– Меня зовут Эсфирь Михайловна, но здесь меня все называют Фира, так что как вам будет удобнее, меня оба варианта устраивают. Простите, что я не встаю, мне трудно стоять: бедро. Когда соберемся уходить, я уж тогда встану. Но пока Боря не осмотрит все столы, об этом нечего и мечтать, он очень основательный, – и Эсфирь опять улыбнулась и нежно посмотрела на сына. – Анечка, а вы садитесь. Или еще походите?