Николай Попов - Рак и Жемчужница

Да. Откажись он тогда вот в такой же дождливый вечер поехать с Вячеславом Дементьевичем в Борисово, может быть, ничего бы и не случилось. А как хорошо было раньше!

Они везде успевали: на футбол, на концерт, на банкет. Дядя Слава познакомил его со многими людьми. Среди них Дима выделил для себя более близких, и иногда случалось, что Вячеслав не заставал Дмитрия дома, несмотря на поздний час. Дмитрий входил во вкус столичной жизни. Ему нравились вечерние бары, цветомузыка, коктейли, нравилось смотреть на женщин, вести ни к чему не обязывающие разговоры. Но некоторые из них становились началом знакомства, и тогда дядя Слава подолгу не видел своего племянника. А когда, наконец, они встречались, то Дмитрий узнавал, что им срочно надо ехать. И они мчались куда-то к кому-то на дачу, затем сидели в ресторане и, пока Дима танцевал с дамой своего нового знакомого, утопая в её влажных глазах, дядя Слава спокойно и деловито шушукался с человеком, и оба, очевидно, оставались довольными друг другом. Дмитрий не помнил, чтобы он когда-нибудь платил по счёту. Он привык видеть деньги в руках дяди и не удивлялся, если денег оказывалось много. А один раз прямо заявил:

– Дядь Слав, мне нужны деньги. – Помолчав, добавил: – Пятьдесят рублей.

Вячеслав Дементьевич молча достал новенькую сторублёвую купюру и положил на стол. После этого Дима часто находил в машине деньги и так свыкся с этими ниоткуда взявшимися доходами, что теперь, прежде чем закурить, машинально шарил между пачками Camel -ы, не завалялся ли там червонец, а то и два. Дима давно понял, что дядя перекупает золото, но принял это спокойно, словно заранее оговорённое, тем более клиенты, как правило, оказывались почтенными людьми.

Однажды, когда он, запыхавшись после танца, подводил свою даму к столику, где беседовали Вячеслав Дементьевич и невысокий, но тучный блондин, до его слуха донеслось удивительное слово: «Буратино».

Ночевал в этот раз дядя Слава у Димы. А утром, когда они вместе ехали на работу, спросил:

– Кто такой «Буратино»?

Вячеслав будто не слышал, смотрел прямо перед собой. Дима не стал переспрашивать, но дядя Слава обратился к нему сам:

– Ты сегодня во сколько освободишься?

– Не знаю, как начальство.

– У меня к тебе просьба. Сгоняй вот по этому адресу вечером в Борисово. – Дядя раскрыл записную книжку и показал Диме.

– Запомнил?

– Да.

– Передашь этот пакет в обмен на другой. Скажешь, от Лариона Модестовича.

На колени Дмитрия упал небольшой, завёрнутый в тонкую бумагу свёрток.

– А теперь останови, я выйду. Пока.

Оставшись один, Дима развернул пакет. Там лежала плотная пачка двадцатипятирублёвых бумажек.

Около трёх часов секретарша Наталья Петровна отыскала Колоскова и передала ему телеграмму. Предстояло в шесть вечера встретить секретаря парткома, который вылетал самолётом из Одессы. Аэропорт Борисово. У Димы ещё было время. Он заехал на квартиру, быстро переоделся, схватил на ходу пару бутербродов и через полчаса выбрался из города на скоростную трассу, ведущую в аэропорт. А ещё через двадцать минут свернул с магистрали на шоссе. Дядя не объяснил, как найти нужную улицу, но Дмитрий увидел её сразу. Долго трясся по булыжной мостовой. Дом, который искал, оказался чуть ли не в самом конце улицы. А дальше метрах в ста дорога сворачивала к старой обвалившейся церквушке.

Дима остановил машину. Узенькая дорожка вела к массивным железным воротам, на которых белой краской было выведено: 143. Ворота не открывались, на стук никто не вышел. В прорези почтового ящика Дима заметил маленькую кнопку, надавил на неё. Послышался лай собаки, грубый мужской голос и долгожданный вопрос:

– Кто там?

– Я от Лариона Модестовича.

Стало тихо, даже собака перестала лаять.

– Вот сквалыга, – пробормотал Дмитрий, поглядывая на часы, – пять минут шестого.

Ворота открылись, показался хозяин, маленький, тощий, носатый еврейчик, в самом деле похожий на пожилого Буратино. Нос его был до того длинён, что Дима чуть было не расхохотался. Однако хозяин не торопился впускать гостя, подозрительно осмотрел его с ног до головы, покосился на «Волгу» и лишь после этого хриплым низким голосом, так не шедшим к его субтильной фигуре, проговорил:

– Проходи.

Гость шагнул в сад. Огромный, без привязи пёс рванулся на незнакомца, но хозяин шикнул на него – и тот притих, покорно пропуская человека к дому. Высокие ворота и сад скрывали до того ветхий домик, что гость остановился у порога, думая, не решить ли ему дело здесь, в саду. Но «Буратино» легонько толкнул его в спину, давая понять, что говорить они будут в доме. В полутёмной комнате стоял самодельный, грубо сколоченный стол, два стула, обшарпанная печка, какая-то посуда на грязной полке. У противоположной стены в одном углу приютилась кровать с грудой разноцветного тряпья, а в другом, к немалому удивлению гостя, стоял полированный столик с большим цветным телевизором.

– А почему Ларион Модестович сам не приехал? – вдруг спросил хозяин.

Дима не нашёлся, что ответить, потому что не знал: Ларион Модестович – это дядя Слава или кто-то другой. Откуда ему было знать, что сам Ларион Модестович как раз и стоял перед ним и что таким образом «Буратино» определял степень осведомлённости новоприбывшего, и, если тот оказывался посредником в деле, значит торговаться наверняка не станет. Хозяин проворно подошёл к столу, и не успел Дмитрий сообразить чего он хочет, как на столе появились два стакана, тарелка с колбасой, капуста и чистый графин с красноватой жидкостью.

– Прошу, – жестом пригласил он.

– Нет, нет, я не могу, я за рулём, – отказался Дмитрий и полез в карман за пакетом. «Буратино» перехватил его руку и, глядя снизу вверх, настоял на своём:

– У меня всякие люди бывали, никто не брезговал. Я и говорить с тобой не стану, коли не выпьешь. – Он взял графин, разлил в стаканы и поднёс горлышко к носу Дмитрия: – Ты понюхай, это домашний ром, ни одна ГАИ не придерётся.

Запах понравился гостю, он присел на скрипучий стул. Они выпили. Дима заел салатом, затем достал из кармана пакет и положил на стол.

– Вот, Ларион Модестович прислал.

Пакет мгновенно исчез со стола, а повеселевший Ларион Модестович снова наполнил стаканы.

– Уни хушавке мес, – подмигнул он Дмитрию.

– Я не понял.

– Это, мой дорогой, на русском наречии будет значить, что живой человек без денег – всё равно, что мёртвый человек.

– Почему мёртвый? Без денег скучно, это верно, руки связаны, – возразил гость. – Но не мёртвый же.

– Я говорю мёртвый, значит, мёртвый. – Хозяина «подмыло»: – Деньги – это всё. Накормят, напоят, оденут и обуют. Захочешь веселиться – веселись. Всё твоё. – Он подлил гостю из графина, собираясь, по всему видно, к длинному разговору.