Светлана Богдан - Когда бабочки были цветами

Стёпка в страхе выбежал из избы и побежал прочь.

«Эх, змеища ты! Жало своё выпустила живых жалить. Что ж ты думаешь, я не страдаю? Мне сердце не выворачивает? Да, я проклинаю себя, что отпустил их тогда одних, что не поплыл вместе с ними в море. Тошно мне, тошно! А с тобой так ещё тошнее! Что ты меня сживаешь с белого света, я и сам жить не хочу! Жил как мог, как меня научили жить, не хотел так жить, а жил! Выживал, а не жил», – заплакал в голос Игнат, сжимая в кулаки свои натруженные руки.

Параскева беззвучно заплакала. Крупные слёзы одна за другой катились по её щекам и капали на грязный кафтан. Ей было жаль этого старика, с которым, как ни крути, прошла вся её жизнь. Хоть она и винила его во всех своих бедах и несчастьях, а всё же вместе с ним пронесла на своих плечах все испытания и тяготы жизни. Ей хотелось сказать ему что-то доброе, но она не могла найти слов. Да и нужны ли слова?

«Прости, Игнат. Из-за своей боли чужой не видно. Прости», – повторяла Параскева.

«Я найду их. Может, их лодку об скалы разбило волной, они сидят и помощи ждут, пока мы тут гадаем. Там ведь в море три скалы, одна подальше другой. По темени и не увидишь, но я их хорошо знаю, как молитвы, которым ты меня учила», – обещал старик, утирая слезы кулаком.

«Молитвы, – улыбнулась Параскева. – Хоть раз-то молился?»

«Я ни разу в море не выходил, не прочитав молитв, что ты меня научила», – ответил Игнат, глядя жене в глаза.

И вновь забрезжила надежда в сердце матери.

Игнат умыл своё лицо и руки.

«Зря только Стёпку напугала», – посетовал он.

«Что его пугать. Не из пугливых. Стёпка мне доверил, что они с мамкой в город уедут, если Клим не вернётся. И пусть едут все вместе, как только Клим найдётся».

«Нет, Параскева, нельзя Клима в город пущать. Ведь совсем там сопьется без присмотру».

«Ты ж не спился. Чего на него киваешь?»

«Да разве я творил такое? Разве я когда руку на тебя посмел поднять? Пальцем тебе не посмел погрозить! Ты ж взгляни на Степку, ведь постоянно с синяками ходит. Да ладно бы, если за дело, а то ведь по пьяни колотит его Клим. Один раз при мне дело было, думал вышибет душу из Стёпки. Насилу отбил. И не говори ничего поперёк, тебе он – сын, а Катерине твой сын – горькая доля».

«Да, знаю я, знаю. Жалко мне Катерину, и Стёпку жалко, но сын есть сын».

С надеждой в сердце провожала Параскева мужа в море ранним утром.

«Смотри ж, домой засветло плыви. Вот, рыбки с собой возьми, как проголодаешься, то поешь».

«Ладно, ладно», – отмахивался Игнат.

Игнат сел в лодку, Параскева своими руками оттолкнула её, зайдя по пояс в воду.

«Засветло ж плыви назад», – кричала она ему в шуме волн.

Параскева смотрела, как удаляется лодка, пока та совсем не исчезла из виду.

Она опустила ладони в воду и начала просить море, словно какое-то божество: «Верни мне моих мальчиков живыми. Не отнимай у меня их. У меня ведь никого нет, кроме них. Пожалей мою старость, смилуйся! Верни мне моих деток».

Другие рыбаки стали появляться на берегу. Чтобы избежать ненужные разговоры, Параскева быстро ушла.

После обеда она снова пришла на побережья. Напрягая глаза, старуха искала глазами лодку мужа. От постоянно бегущих волн рябило в глазах. Ветер усиливался. Мальчишки рядом ловили крабов

«Ну где же ты? Ну плыви же домой. Ну покажись», – волновалась Параскева, теребя свои руками кафтан.

«Бабка Параскева, это правда, что у тебя сыны в море утонули?» – спросил её маленький и пузатый мальчуган.

Другие мальчишки сразу же строго зацыкали на него, мальчуган пристыжено опустил глаза.

Параскева на миг задумалась, а что если и правда её сыны утонули в море, и она их больше никогда не увидит? Она даже не похоронит их, как подобает. Не будет могил, на которые она сможет приходить и оплакивать своих детей. Ничего не будет, словно и не было никогда на свете её сынов. Только внуки останутся свидетельством, что жили её сыны на земле.

«Смотрите, кто-то плывёт!» – закричал мальчишка, махая руками.

Вдали показалась малюсенькая лодка Игната. Причалив к берегу, он молча привязал лодку. Параскева поняла, что муж никого не нашёл. Она со слезами смотрела на море. Треть надежды в её сердце умерла.

«Завтра поплыву ко второй скале», – сказал ей Игнат, уводя домой под руку. Параскева всё время оборачивалась на море, словно ожидая какого-то чуда.

Следующим утром, провожая мужа, Параскева была молчалива.

«Плыть далеко, вернусь на закате. Сиди дома, Параскева, не приходи на берег. Простудишься. Вишь, ветра какие холодные дуют», – напутствовал её Игнат, отчаливая.

Параскева ничего ему не отвечала, с мольбой в глазах и какой-то вымученной улыбкой она помахала Игнату рукой, наблюдая как его лодка уплывает в море. Холодный ветер хлестал по щекам, по которым катились слезы. Слезы матери, кто знает вам счёт?

Войдя в дом, Параскева села у печи и начала чистить картошку.

«Бабушка, мама велела мне варенье из черемухи тебе принести», – сказал Иван, ставя банку на стол.

Параскева посмотрела на внука: «Ваня, побеги к мамке, скажи, чтоб она и другие две твои тётки пришли ко мне к вечеру. Беги, Ваня, скажи им, чтоб непременно пришли».

Все три невестки пожаловали в дом Игната. Параскева поставила самовар, заварила чай, пригласила их за стол.

«Мне надо сказать вам кое-что важное. Авдотья, я совсем тебя не знаю, как-то ты сразу сына нашего отвадила от нашего двора и сыночек ваш никогда у нас не бывает. Прости нас, Авдотья, ежели обидели тебя чем два старика, то не со зла, а от обиды. Нету, Авдотья, больше твоего Пётра. Нету больше моего сына».

«Что ты мелешь, старая!? Совсем обезумела! Живой он! Живой! Прийдет он, я перекажу ему, как ты его хоронить надумала», – перебила Параскеву невестка, вставая из-за стола.

«Что ты, Авдотья? Негоже такие слова говорить матери мужа», – вступилась Катерина.

«А тебе, как я погляжу, жизнь вечно побитой собаки нравится. Что ж мать твоего мужа не вступится за тебя? Наверное, бьёт он тебя по её указке», – захохотала Авдотья.

«Уходи, Авдотья, уходи сейчас же!» – крикнула Наталья, мать Ивана.

«И уйду! Чем слушать эту полоумную».

Когда Авдотья ушла, Параскева протянула Наталье один золотой.

«Передай это Авдотье на поминки, когда она остынет немного».

Параскева помолчала, глядя в окно на море.

«Ну, а ты, Катерина, что думаешь делать? В город собираешься, али как?»

«В город», – тихо ответила Катерина.

«Что там делать собираешься?»

«В прачки пойду, уже и место себе нашла».

«Ну, Бог, тебе в помощь, Катерина! Клим уже отжил своё, а тебе жить надо, да дитё растить. Не отчаивайся там в городе, если туго придётся. Вот, возьми на первое время. Жить на что-то надо. Кормильца-то у вас больше нет. Не плачь, Катерина, не плачь», – вздохнула Параскева, протянув Катерине завязанный узелок.