Антон Голицын - Птица

Мать тогда успела снять с книжки все сбережения и купила мне липовую справку о язве желудка, дающую отсрочку от армии на год. Я же обещал поступить в институт следующим летом. Но и через год экзамен был провален. Надвигался осенний призыв, и мать настояла, чтобы я уехал к дяде в Москву.

Тачанская жизнь тащилась как эскалатор: медленно и всё время вниз. Московская унесла меня со скоростью поезда метро. Я работал дворником в депо, шабашил грузчиком на рынке, торговал телевизорами в здании научной лаборатории, откуда еле унес ноги, когда хозяин исчез, забыв рассчитаться за последнюю партию. А как-то раз познакомился с парнем, который предложил мне продавать газеты в пригородных поездах. Илюха, так звали моего компаньона, как и я, раньше был неформалом. Мы выбрали ветку Москва – Петушки, считая, что тень Венички станет нашим ангелом-хранителем. Сначала так оно и было. Илюха завязался с новой газетой «Пригородный экспресс», которая быстро набрала популярность. В тот год кризис в стране приблизил ее ко дну, дачи для многих стали чуть ли не единственным источником еды, а «Пригородный» миксовал самые дикие советы огородникам со скандальными историями светской и политической жизни. В отличие от конкурентов, я всегда прочитывал свежий номер и сам придумывал кричалки для вагонов. Часто в электричке была давка, и тогда приходилось продираться сквозь потную толпу, разбрасывая ботинками сумки и корзины под ногами:

– Самогон из конского навоза против колорадского жука – миф или реальность!?

– Ельцин на первомайской демонстрации переоделся Зюгановым и избил Жириновского! Самые свежие анекдоты из Кремля!

– Джордж Буш поливает кабачки собственной мочой – секреты урожая от дядюшки Сэма!

– Александр Малинин ненавидит малиновое варенье, но знает, как солить огурцы! Рецензия на последний альбом!

Однажды на перроне ко мне подошел маленький лысый мужичок с пузом, выпирающим, как у беременной женщины, в пиджаке, но без галстука. Мне показалось, что пиджак вот-вот порвется, шар вырвется из живота и поскачет по платформе, подпрыгивая и пугая дачников.

– Хорошо продаете. Аж самому купить захотелось, – в руке у пузана не было ни газеты, ни сумки, куда можно было ее спрятать.

– Жрать захочешь, так черта лысого продашь. Только вот ты что-то не купил.

– А я уже читал эту газету.

– Зачем врете. Это первая электричка. Газета сегодняшняя, только со склада. Ларьки не открылись еще.

– А я раньше читал. Я редактор «Пригородного экспресса». Здесь у меня дача. Слоганы у вас мощные, и локтями работаете хорошо. В нашей профессии это, знаете ли, ценится. А потому у меня к вам есть предложение. Можете написать статью, как вы продаете нашу газету? Но чтобы всю-всю правду. И с юморком, желательно. Ну с этим у вас в порядке. Вот моя визитка, тут значится, куда приходить. Если надумаете. Только не тяните со временем. Авторов у нас много, материалов хватает. Платим мы, кстати, тоже неплохо.

Я посмотрел на визитку. Под логотипом «Пригородного» значилось: «Враль Андрей Эдгардович, главный редактор». Ниже шел адрес редакции где-то на шоссе Энтузиастов. Почему-то фамилия и адрес внушили мне доверие. За ночь я исписал с десяток листов, а потом ужал всё в три страницы. Памятуя пожелание главреда, я рассказал и о том, как сломал в давке тросточку бабушке-ветерану, и о том, как прыгал из вагона на ходу, удирая от молодых якобы люберецких бандитов, и о том, как платил транспортному милиционеру за защиту. Еще через день я доехал по указанному адресу, но к самому Вралю меня не допустили, предложив оставить «креатив» на вахте. Назад я ехал расстроенный, резонно полагая, что вахтер отправит мою статью прямиком в урну.

А на следующее утро, получив свежую партию, я увидел на первой странице набранный крупными красными буквами заголовок: «Пригородный пресс: продавцы нашей газеты страдают от наездов братков и ментовской коррупции». От моего текста осталась примерно половина, вторая была выдумана кем-то другим. Но больше всего меня расстроила фотография какого-то левого чувака на фоне поезда Москва – Симферополь с идиотской физиономией и газетой в руках. Нам казалось, что сфотографировать должны были нас с Илюхой. Впрочем, переживать было некогда. Мы втерлись в поток дачников и начали продавать. Я работал на кураже, и весь запас газет ушел уже к середине электрички. Обычно я не смотрел на покупателей – нужно сосчитать мелочь или дать сдачу, сунуть газету, не переставая вопить слоганы. Мы доехали до Петушков, чтобы немедленно выпить за удачу в привокзальной забегаловке. Едва сойдя на перрон, я почувствовал на плече чью-то тяжелую руку. Сзади стоял незнакомый мент с газетой в руках.

– Ты писал?

– Я, – от испуга и неожиданности я даже не успел соврать.

– Ну вот что, парень. Если я тебя хоть раз еще здесь увижу, ты реально узнаешь, что такое наезды братков и ментовская коррупция. Врубился? И еще. Деньги верни.

– Какие деньги? – я подумал, что он отберет всю нашу выручку.

– За газету. Писака.

Назад мы возвращались на автобусе. В электричку садиться было страшно. Я вспомнил, что и для Венички путешествие в Петушки ничем хорошим не кончилось. Мы попробовали другие направления, но оказалось, что они уже заняты конкурентами. Работать локтями теперь было страшно, к тому же наш тандем распадался. Илюху какой-то родственник пристроил менеджером в фирму по продаже запчастей. Я остался один. Деньги, заработанные на газетах, заканчивались, а дядя, которому я перестал выдавать на выпивку, начал угрожать изгнанием в Тачанск. Однажды он насел уж слишком сильно, и я, демонстрируя свою некредитоспособность, вывернул карманы брюк. Оттуда выпала смятая сотня и картонный прямоугольник с фамилией моего вчерашнего кормильца. Сотня тут же была отправлена в фонд помощи страждущим от похмелья.

– Будут тебе деньги! – крикнул я и убежал на улицу. «Какой же идиот», – думал я. «Две недели прошло, а гонорар?» Враль обещал. Но ведь к нему же не пускают. До Энтузиастов пришлось идти пешком через всю Москву. Уже подходя к редакции, я вспомнил, что моей фамилии под статьей не было. Да я и забыл ее написать, когда относил рукопись в надежде на долгий разговор с Вралем и какие-то разъяснения. Никаких формальных прав на гонорар у меня не было. У входа в редакцию я достал последнюю сигарету и закурил в раздумье. О циничности газетчиков ходили легенды. Неужели меня вспомнят и дадут денег просто так? Бред. Вокруг кидалово. Да и кто я такой? Безработный, без военника, один звонок в отделение – и проблемы нет, как и человека. Сигарета таяла вместе с надеждой. Сейчас бычок полетит в урну, а я вылечу в Тачанск и далее по этапу на Кавказ. Если не на зону за уклонение от воинской обязанности. Я вспомнил сумасшедший взгляд Пухлого, визг пуль и падающую с потолка штукатурку.