Мирослав Бакулин - Легко ли быть духовным отцом

– Отец Фома, я унываю.

– В какой форме?

– Пустота и тоска.

– Это прекрасно, это подобно поэзии, когда вы подыскиваете слова перед чистым листом бумаги. Только перед лицом душевной пустоты вы подыскиваете возможности жизненных состояний. Это поэтическое состояние еще и потому, что вы разделяете тоску Господа нашего Иисуса Христа в Гефсиманском саду. Он ведь что там делал? Молился, плакал и тосковал. Не познаете отчаяния – не узнаете своей слабости, не узнаете своей слабости – не узнаете величия Господа. А познав величие Господа, обретете надежду в молитве. Тоскуйте себе на пользу. В отличие от других, вы не спите в Гефсиманском саду.

– Батюшка, отец Фома, у нас дедушка совсем старенький, болеет раком, под себя ходит. Благословите поместить его в хоспис. Очень хороший хоспис.

– Некоторый наш тюменский батюшка ухаживал за одним раковым больным: носил ему еду, молился, причащал. Этот человек в один прекрасный момент посмотрел на него и сказал: «Вы для меня Христос».

Если кто-то из исповедников начинал бороться за место к исповеди, отец Фома любил посмотреть страшным лицом и прошипеть ужасным шепотом:

– Сейчас всех вас домой каяться отправлю! Всех отправлю…

Обычно наступала страшная тишина. После этого никто себя плохо вести уже не решался. Все уступали друг другу место.

Один мужик жалуется отцу Фоме:

– По Тюмени уже невозможно ездить: чурбаны, которые правил движения не признают, да девки эти в дорогущих иномарках…

Отец Фома:

– Ну что вы, лебедь мой. Девушки в дорогих машинах – это самые прекрасные девушки вашего города. Посудите сами. Если машина дорогая, значит, отец ее – вполне состоятельный мужчина. А если мы видим успешного мужчину, должны понимать, что за ним стоит прекрасная жена, которая всячески помогает ему и поддерживает. 90 % успеха мужчины – это помощь жены. Посмотрите, и в русских сказках главной наградой для героя была хорошая жена. А яблочко от яблоньки недалеко падает. Значит, у этих девушек в дорогих машинах – прекрасные матери. И они станут такими же. Поэтому чем дороже машина, тем лучше девушка в ней. Вы на них не злитесь, а любуйтесь ими.

Наивный он, отец Фома. К тому же сам не водит.

Зашел на скитский двор как-то один старичок. Совершенно обыкновенный. Походил по храму, к иконкам прикладывался, спросил о мощах святителя, почивающих здесь. Ему что-то вякнули невпопад, отмахнулись, мол, книги читать надо. Так старичок бы и ушел, но его увидел отец Фома и сразу бросился к нему, давай с ним о чем-то шептаться. Повел в трапезную, накормил. Потом они долго ходили вокруг храма, разговаривали. Все недоумевали, что за старичок? Потом отец Фома отправил старичка на своей машине на автовокзал, тот, должно быть, уезжал куда-то.

Все стали приставать к отцу Фоме:

– А кто это был такой?

– Неужели вы не замечаете скуки, что ли? Ну да, скуки, охватывающей людей при появлении святого. Стоит ему появиться, и вы все уже знаете, что он будет делать. Ну там, если представится возможность, приумножать хлебы, воскрешать мертвых, изгонять бесов… Едва ситуация задана, всем тоскливо – становится ясно, что произойдет дальше. Поэтому люди придумали целые методы изгнания чудесного из своей жизни. Для вас святой человек заранее скучен. Да, он скучен, обыден, прост и потому незаметен для вашего глаза. Но стоит лишь прильнуть к этой светоносной бездне… И…

Он безразлично махнул рукой на прихожан и ушел.

Отца Савватия не мучили бесы, его не мучил голод, безделье или душевная тоска. Его мучил сон, который, как дежавю, снился регулярно и заставлял разрядом электрического тока пробуждаться в холодном поту с быстро бьющимся сердцем и невозможностью до конца вдохнуть воздух.

Будучи болезненным с детства, он привык к больнице и ее запахам, к тому, что ноги его не очень слушались и он бесконечно спотыкался и падал. Лечащий врач называл его вестибулярный аппарат «поврежденным космосом», потому что будущий отец Савватий ходил, как космонавт после долгого пребывания на орбите Земли. Поэтому женитьба не маячила ему, но любовь к книгам и молитвенное воспитание матери привели его к монашеству.

Святые отцы снам верить не советовали. Духовником скита был отец Фома, который казался строгим и прямым, как березовый дрын. Отец Савватий побаивался его и поэтому на исповеди не говорил про мучающий сон. Но когда сон стал уже частью его монашеской биографии и когда последствия сна стали являться и в дневной жизни, молодой монах пошел рассказать все духовнику.

И снилось не то чтобы что-то очень сложное. Будто он ходит по коридорам больницы, спотыкается, падает, все роняет. Неуклюжий, как слон в посудной лавке. И вот подходит к окну с какой-то медсестрой, которая пытается удержать его от очередного падения. Хватается за доску напротив окна без рамы (в больнице идет ремонт), а доска никак не закреплена. И, не удержавшись, он выпадает из окна и летит вниз. Все это он переживал с совершенно подробными ощущениями: как летит вниз, как чувствует во сне ужасную боль удара об асфальт. Вместе с ним падала из окна медсестра и разбивалась насмерть. Он же начинал отползать от места падения, чувствуя, что сломал ногу. Ощущения были настолько ясные и сильные, что после очередного сна он волочил целый день левую ногу, как будто она действительно была недавно сломана.

Во сне он отползал и хромал куда-то к входу в больницу и вдруг вспоминал про выпавшую из окна медсестру. Но когда он возвращался, видел жуткую картину – как большие черные собаки раздирали труп медсестры в клочья и пожирали куски ее тела тут же. Он столбенел от ужаса и начинал судорожно молиться. Однажды, когда этот сон вновь нагнал его ночью, он дерзнул спросить Бога:

– Господи, что есть зло?

И ему был ответ:

– Зло не есть нечто, зло есть ничто.

И его обступила тьма. Непролазная, кромешная, но никак ему не способная навредить. Просто тьма. Клубящаяся, как дым от горящей покрышки. И внутри этой тьмы словно бы шел снег из маленьких золотинок. Они летели сверху вниз и сияли, как блестки в темном водяном растворе. Он пригляделся к этим блесткам, это были крошечные золотые буквы «я», каждая из которых только отражала свет, который светил откуда-то изнутри отца Савватия, как только он приближался к ним.

Эти буквы смущали его до предела, и он просыпался, задыхаясь, сердце билось, словно бы его самого рвали черные собаки.

Отец Фома поулыбался его исповеди:

– Хочешь фрейдистского толкования твоего сна или чего-то другого?