Дмитрий Кононов - Второй город. Сборник рассказов

– О, новенькая, – улыбается она. – Проходи, садись.

На матрасе расчистили от листочков и книг достаточно места, Анечка скромно присела на самый край. Девушка с фиолетовыми волосами плюхнулась на подушки напротив и закурила, затем плавно улеглась на пол и принялась рассматривать свою руку с сигаретой, время от времени стряхивая пепел на разобранный кальян, раскинувший хобот среди струящих клейкий дым ароматических палочек.

– Классно тут у вас. Меня Аня зовут, – Анечка повернулась к брюнетке, теперь ее вела не вежливость или робость, а подлинная симпатия.

Та снисходительно улыбнулась:

– Не нужно имен. Это долго объяснять. Не обижайся только. Мы по утрам усталые, а это долго объяснять. Попозже, ладно?

Анечка пожала плечами и вынула телефон. Бесполезно, умер. На часах три тридцать. Ничего себе у них утро. Прислушалась. Как льет, ну что ты будешь делать.

– Ты тут родилась? – спросила брюнетка.

– Она не помнит, приколись, – пробормотала девушка с фиолетовыми волосами. – Здесь, по крайней мере, не рождалась еще.

Эти слова не понравились Анечке – она не любила, когда в ее присутствии говорили загадками. Брюнетка почувствовала это и поспешила исправить:

– Так, ну раз уж ты пришла, то давай я тебя еще кое с кем познакомлю. Пойдем.

Анечка пожала плечами и поднялась с матраса. Они дошли до конца коридора, там в одной из светлых пустых комнат сосредоточенно писал что-то на стене невысокий парень с русой бородкой. Его длинные волосы были перехвачены кожаным ремешком.

– У нас новенькая, – сообщила брюнетка.

Парень бросил сосредоточенный взгляд на Анечку и буркнул:

– Привет, новенькая.

– Привет, – ответила Анечка, хотя тот уже не смотрел в его сторону, он был полностью поглощен работой.

– Как тут у тебя процесс создания смысла, норм выходит? – брюнетка неожиданно взяла Анечку за руку и провела ее в противоположный конец комнаты. – Здесь лучше смотреть, большое видится на расстоянии.

На стене изящным стильным почерком было выведено следующее: «Понимаете ли вы, милостивый государь, что значит, когда уже некуда больше идти? Ибо надо, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти…». Парень аккуратно подправлял черточки над «й».

– Глубокая мысль, – выдавила Анечка. – А зачем это?

– О-о-о, нет, это уже без меня, – замахала руками брюнетка. – Поговорите, возвращайся к нам, у нас как-то проще все.

Парень обернулся и укоризненно посмотрел на нее, идущую к двери:

– Это из Достоевского, – обратился он к Анечке. – Мармеладов, маленький раздавленный человек, говорил это Раскольникову. Ты читала в школе Достоевского?

Анечка кивнула.

– Ну и вот, цитаты великих. Это место, – он обвел рукой комнату. – Единственное, куда мы можем приходить безусловно и когда угодно. Знаешь, ты появляешься на свет, взрослеешь, смотришь по сторонам и, такая, не-ет, это не по мне. Я на такое не подписывалась. И рождаешься заново. Здесь. Родильный дом, понимаешь? Ты тут родилась?

– Да вы сговорились, что ли? – парень чем-то нравился Анечке, но в то же время раздражал ее. – Почему ты уже третий здесь, кто меня об этом спрашивает? И имени своего тоже не скажешь?

– Не скажу. Просто это неважно.

Анечка рассердилась.

– Так, все. Извини, но мне пора.

Ну и ну. Больные какие-то. Анечка быстро вышла из комнаты, парень рассеянно посмотрел ей вслед, пожал плечами и вернулся к своей надписи. В коридоре на нее набросилась девушка с фиолетовыми волосами. Веселая, живая, с горящими румянцем щеками, она быстро говорила, не пуская Анечку к лестнице:

– Погоди, погоди, пожалуйста, не убегай еще минутку. Я извиниться хотела. Мне очень грустно стала из-за того, что мы тут все несем бред какой-то, а ты только глаза таращишь и тихо офигеваешь от нас. Мы хорошие, на самом-то деле. Ты тоже хорошая, я сразу поняла, как только тебя увидела. Ты какая-то… своя, что ли. Да погоди, я сейчас все объясню. Про имена. Понимаешь, у нас в России имена скучные, как солдаты на плацу. Фамилия, имя, зачем-то имя отца. А я его не помню даже, ну и что мне с этим делать? Вот на Западе, в тех же Штатах, там можно кому угодно зваться как угодно. Не Вильям, а Билли. И это еще женское имя, ты знала? Потом есть еще куча вторых имен, бери сколько хочешь. И всем срать на то, как звали этого ублюдка, который бросил вас с мамой, когда тебе и года не было. Так зачем нужны имена? Будь тем, кем хочешь. Будь изменчивой, зачем надевать на себя намордник с ошейником? Хотя я знаю, кое-кто такие штуки любит, но не о них сейчас. Ой, да погоди, куда ты все рвешься, останься!

Анечка, в которой гнев уже смешивался с испугом, оттолкнула девушку с фиолетовыми волосами и почти бегом, прыгая через лужи на линолеуме, устремилась к лестнице.

– Пусть идет, не надо! – услышала она голос брюнетки.

Дождь закончился или прошел дальше. Щурясь от солнца, Анечка неумело разматывала скользкую холодную проволоку. Мимо по тротуару прошел сутулый бритый парень, покосился на нее, оскалил желтоватые зубы в ухмылке.

– Че, мужик твой запер?

– На хуй иди, – не глядя, ответила Анечка.

– Овца тупая, – пробормотал он, уходя.

В переполненной маршрутке было душно, пахло плохими сигаретами и бензином. Тучная женщина напротив беспрестанно цыкала, стремясь избавиться от чего-то, застрявшего между зубами. Радио доносило пошлейший шансон. Выйдя на две остановки раньше, Анечка отправилась к дому дальней дорогой. Первые этажи пестрели пивными лавками, люди заходили, выходили, груженые пакетами и баклажками. Проносились визгливые дети на самокатах, матери с постными минами толкали перед собой коляски. Анечку чуть не сбил велосипедист, зло прикрикнул. Солнце садилось, яркое, оранжевое. Плоский как блин, город заворачивался во тьму, обмирая в предчувствии ненавистного понедельника.

– Вот где хочешь, там и покупай себе телефон. Совсем стыд потеряла, – спокойно и холодно отреагировала мать.

Отец ничего не сказал: он, разинув рот, спал на диване перед включенным телевизором.

– Любая другая давно бы нашла работу, а ты все у нас на шее сидишь, – сказала мать напоследок и закрыла дверь.

Анечка осталась наедине с собой в темной комнате. Свет зажигать не хотелось. Она сидела на кровати и смотрела в окно. В глубине квартиры пробудился и заворочался отец. Тяжелые шаги – хлопнула дверь туалета. Надо выбираться отсюда. Хату снимать, хотя на что? Комнату. Работу искать. Куда идти. Куда. В голове ее коты и тигры ходили по радуге, изумлялись индейцы и африканцы, фиолетовые локоны курили сигарету, пахнущую сандалом, иронически улыбалась клетчатая мужская рубашка. Имя. Зачем. «Давай завтра когда-нибудь…»

Вечером в понедельник девушка без телефона и адреса, зато с увесистым рюкзаком провозилась минуты две с проволокой на калитке и юркнула в приоткрытую старую дверь. В расписной комнате на матрасе брюнетка лежала с парнем с русой бородкой. Рыжая стриженая девушка собирала кальян поодаль.