Мария Хайкина - Идущие навстречу. На перепутье

– Входи, – вяло откликнулась Элиса.

– Уже начинает темнеть, я принесла тебе свечу.

Элиса чуть шевельнулась.

– А почему свеча только одна? Я привыкла… – заговорила она чуть более оживленно, но тут же снова сникла, – ах да, все время забываю, где я нахожусь. Ладно, спасибо, поставь ее куда-нибудь.

Она отрешенно следила, как ее кузина устанавливает подсвечник на каминной полке. Покончив с этим, Ровина неторопливо прошлась по комнате, подвинула стул, поправила покрывало на кровати.

– Как ты устроилась? Тебе удобно здесь? У тебя есть все, что нужно?

Элиса ничего не ответила, и Ровина поглядела на нее внимательней.

– Мне не нравится твой вид, ты кажешься усталой, – заметила она сочувственно. – Уже несколько часов ты никуда не выходишь, это совсем на тебя не похоже. Ты плохо себя чувствуешь?

Элиса провела рукой по лицу.

– Плохо себя чувствую? Нет, не в этом дело, – медленно проговорила она, думая о своем. – Я чувствую себя нормально, просто… Просто мне…

Внезапно встрепенувшись, она перешла к зеркалу. Нагнувшись к стеклу, всмотрелась в свое отражение.

– Ты действительно находишь, что я плохо выгляжу? – с беспокойством спросила она.

– Ты мне показалась какой-то бледной, осунувшейся.

– А больше ты ничего не замечаешь?

– Нет, но одно это уже необычно, ты всегда была такой бодрой, на щеках – румянец, вся пышешь здоровьем. Наверное, этот переезд тебя так утомил? Три дня одной в карете, без помощи и поддержки, это – тяжелое испытание.

– Конечно, переезд, – сразу согласилась Элиса. К ней вернулась ее обычная живость, и она принялась поправлять свою прическу. Не переставая возиться с локонами, Элиса быстро говорила, – ты не представляешь, как утомляет непрекращающаяся тряска, и эти постоялые дворы с грязью и тараканами, и ни одного приличного лица рядом, не с кем слова перемолвить. Мне казалось, дорога никогда не закончится, я еле дождалась, когда этот противный дилижанс доберется, наконец, до Хардона. Потом ваш унылый городишко, пустынные улицы, не у кого спросить дорогу, метель метет во всю, я продрогла до косточек. И обосновались вы в каком-то захолустье, я с трудом отыскала ваш дом. Не понимаю, как я не пропала совсем.

Ровина улыбнулась:

– Ну, не ворчи, все уже позади, теперь ты – под надежной защитой. – Элиса кинула на нее быстрый взгляд. – Конечно, для тебя наш тихий городок покажется скучноватым, но и у нас есть, чем заняться. Завтра же мы с тобой отправимся знакомиться с родителями Хорвина, потом я бы хотела показать тебе детский приют.

Элиса быстро обернулась:

– Детский приют? Почему ты заговорила о приюте?

– Потому что приют – одно из моих занятий, я часто бываю там, надеюсь и тебя заинтересовать. Понимаешь, эти бедные детишки…

– Ну что же ты замолчала? – Элиса не отрывала от кузины напряженного взгляда, но мыслями Ровина было уже далеко, она прислушивалась:

– Ты ничего не слышишь?

Элиса покачала головой:

– Нет, ничего. Так что же детишки?

– А я слышу, – глаза Ровины засветились. – Я всегда узнаю заранее, что Хорвин возвращается. Вот, слушай, это он заходит в дом.

Теперь уже и Элиса расслышала звук открываемой двери, и на лицо ее набежала тень. Ровина поспешила выйти, еще мгновенье назад она была здесь, рядом, и вот уже дверь за ней закрылась, прозвенели по лестнице легкие, стремительные шаги, и Элиса осталась одна. Она еще постояла, хмуря лоб и задумчиво накручивая на палец свой длинный локон, потом вышла за кузиной следом. Уже спускаясь по лестнице, она услышала их голоса. Слов она разобрать не могла, но каждая интонация свидетельствовала, как хорошо и покойно было друг с другом тем двоим. Губы у Элисы запрыгали, она остановилась, стараясь унять подступившие к горлу рыдания. Они не должны видеть ее такой, она не покажет им своего отчаяния, они не должны знать, что с ней творится. Вцепившись в перила, Элиса застыла на узкой лестнице, еле освещенной из маленького квадратного окошка, одна, в чужом доме, без помощи и надежды.

Расположенный в лесистой долине речки Сарды, Хардон широко раскинулся по оба ее берега. Городской центр был невелик, вокруг ратушной площади на несколько кварталов тянулись ровные улицы, пересекающиеся под прямыми углами. Дома на них были небольшими и почти лишенными украшений. Кое-где можно было разглядеть остатки старой крепостной стены, лишь она, да здание ратуши и высокий Никольский собор несли на себе печать древности. Страшный пожар, уничтоживший значительную часть города два века назад, не прекратил существование Хардона, но заставил его растечься по большей территории. Особняки хардонской знати тяготели к левому берегу Сарды, там, сразу за ведущим от Ратушной площади мостом, лучами разбегались широкие улицы, утопающие в обширных садах. На правом берегу, вокруг самой старой части города с его бульварами, лавками и рынком на узких улочках теснились скромные домики, застенчиво прятавшие за собой небольшие садики. Именно здесь нашла себе место для жилья и семья Ристли.

Чиновники, стряпчие, клерки, составлявшие их окружение, принадлежали к той прослойке общества, что занимает промежуточное положение между простым рабочим людом и состоятельной знатью. Как правило, они обладали небольшим, но достаточно стабильным доходом. Большинство из них были людьми семейными, мужчины значительную часть своего времени отдавали службе, а женщины были заняты, в первую очередь, домом и семьей.

Жизнь Ровины протекала неспешно среди нехитрых женских забот. Проводив мужа утром на службу, два-три часа она посвящала хозяйским делам: нужно было отдать распоряжения служанкам, проследить за наведением порядка, украсить комнаты. Потом наступало время для выхода. Узкие улочки Хардона заполняли степенные дамы, вооруженные зонтиками, призванными укрывать как от дождя, так и от солнца. Они приветствовали друг друга, делились последними новостями, заходили в лавки, неторопливо обмениваясь мнениями, выбирали товар. Это было время для коротких визитов и нечаянных встреч.

Вторую половину дня Ровина чаще проводила дома, коротая время за чтением, шитьем, заботами о саде. Возвращался со службы муж и наступала очередь совместного обеда. Вечера супруги посвящали друг другу. Иногда они отправлялись с визитом или принимали друзей у себя, но больше предпочитали оставаться вдвоем, совместные прогулки в хорошую погоду, тихие вечера у камина в ненастье наполняли их жизнь спокойной радостью.

Теперь в этот размеренный, тягучий, неторопливый быт предстояло вписаться взбалмошной ровининой кузине.

…

Уютно укрытые снежными шапками домики, застывшие среди мирно дремлющих в зимней спячке садов, остались где-то позади. Теперь их окружали теснящиеся друг к другу покосившиеся лачужки и заваленные рухлядью унылые пустыри. Какие-то убого одетые личности рылись в куче отбросов, и пялились детишки, все в рванье, личики худые, вытаращенные глазенки выглядели огромными… «Ну что, что ты на меня уставился, на, на монетку, иди отсюда. И эти женщины с их угрюмыми, изношенными жизнью лицами, я не хочу, не хочу их видеть…»