Роман РА - О чём шепчет лес

Прямо за порогом их нового жилища начинался широкий прямоугольный коридор, по левую сторону которого был небольшой закуток с пустой кладовой; за коридором ждала развилка, от которой более узкие проходы вели к трём разным комнатам, впоследствии справедливо разделённые на родительскую спальню, детскую и кухню. В их старом доме у Анны и Питера комнаты были отдельные, но здесь им придётся жить вместе. Джордж не видел в этом никакой проблемы и не считал за неудобство. Неудобством можно было считать отсутствие кроватей, но на первое время в старом, почти развалившемся и уже совершенно непригодном хлеву, нашлось сено. При себе остались мешки, чтобы постелить их поверх. Питаться первое время приходилось ягодами и редкими, найденными в земле, дикими овощами. Несмотря на непривычность нового расположения и некоторую тоску по старому дому, такие перемены порой очаровывали своей манящей новизной, и Джордж с большим, чем прежде, удовольствием занимался обустройством дома. В первую очередь он срубил два наименее крепких дерева и, в одиночку распилив их нужным образом, сколотил две узких кровати – одну для детей и одну для жены, а сам ещё какое-то время спал на сене. Дальше починил изгородь, прополол и засеял огород, а уже после принялся сколачивать широкую кровать – для себя и Бетти. Их предыдущая досталась Питеру, чтобы ему больше не пришлось спать вместе с сестрой.

Живот Бетти уже начинал мешаться, когда они с мужем впервые за долгое время смогли разделить одну постель. Джордж по двум прошлым беременностям помнил, что в ближайшие месяцы будет спать намного меньше жены, опасаясь не нарочно задеть её. Шея Бетти до сих пор болела от последней склоки с мужем, но она не пошла искать помощи доктора, не хмурилась и не злилась, принимая грубость супруга как должное и в то же время всем сердцем ненавидя его за это. Но законы природы неумолимы и естественное желание голода, как по еде, так и по мужчине, Бетти победить не удалось, а законы человеческого общества твердили, что насыщаться она должна только с этим мужчиной. Их первая ночь в новой постели была такой, словно одно лишь её отсутствие всегда мешало соблюдению супружеских обязательств. Джордж же всегда с некоторым непониманием наблюдал за тем, как охотливо жеребцы набрасываются на кобылиц. Это животное стремление как можно скорее вступить в связь было ему чуждым. Он никогда не испытывал столь яростного желания ни к своей женщине, ни к любой другой, а в редкие часы взаимных ласк с ханжеской брезгливостью вспоминал о позоре жены.

В их первую же совместную ночь, которая, как и многие последующие, прошла наполовину бессонно, Джордж встал с постели и обнажённым прошёл до окна. Через стекло, сквозь ночь, на него смотрел лес. Обычным утром солнце, вставая, проливало свой свет на ближайшие кроны, и их сочная зелень впечатляла, успокаивала. Сейчас же лес выглядел жутко, зловеще, и, едва различимо колыхаясь, что-то шептал. Джордж всматривался и ничего не видел. Джордж вслушивался и ничего не слышал. Джордж в ночной час скудоумия обратился к лесу с вопросом и, словно истукан, ещё с несколько минут ждал ответа. После его сознание нагнали беспокойство о повседневных хлопотах и понимание важности отдыха перед тяжёлой работой. Он вернулся в постель к жене и почти мгновенно провалился в сон.

Утром, как и полагалось, его разбудил солнечный свет, золотой рекой растёкшийся по комнате. Джордж встал на пороге их нового дома и, сладко вдохнув свежий, чуть холодный воздух нового дня, окинул взглядом светлую зелень горизонта. Утренний лес в мягких объятиях душистого ветерка шептал что-то ласковое, ненавязчиво даря пожелания на сегодняшний день. Джордж вернулся в дом, растолкал жену и, минуя завтрак, так как завтракать было попросту нечем, отослал её вместе с сыном в город за продуктами. Капуста, репа, морковь, лук и картофель – всё, что они могли себе позволить на остатки заработанных денег. Но зато в таком количестве, чтобы можно было протянуть не до первого, а даже до второго урожая. Они ушли рано утром, и Айдан, весело тявкая на всё вокруг, преданно засеменил вслед за Питером по тропе, что тянулась на юг вдоль леса и огибала его – можно было бы срезать через лес, но сам Клифф Андерсон настоятельно советовал этого не делать, ставя в пример скудоумных, регулярно пропадающих горожан. Джордж остался наедине со своей дочерью Анной – девочкой одиннадцати лет, с золотыми кудрями и голубыми, доставшимися ей от матери, глазами. В поисках хоть чего-нибудь интересного она бегала вокруг и вглядывалась в каждую травинку, пока Джордж распиливал новое бревно.

– Там, за ближайшими деревьями, целая поляна красивых цветов, – сказал он, на время отложив пилу. – Сходи, собери их для матери.

И Анна тотчас же припустила к лесу. Её совсем не интересовали цветы, но прожитые годы приучили ни в чём не пререкаться с отцом, а недавно, когда он по несправедливой случайности нарушил таинство первого поцелуя, и вовсе стала бояться. Если бы она могла выбирать, то выбрала бы поход в город вместо Питера, чтобы поболтать со сверстниками. Но отец бы не разрешил. Он никогда ничего не разрешал. И Анна в тайне мечтала о том дне, когда вырастет и, несмотря на все протесты тогда уже постаревшего отца, сбежит в какой-нибудь огромный город, где будет жить при деньгах и в своё удовольствие. Но мечтать или даже хоть на секунду задуматься об этом она решалась только глубокой ночью, предварительно удостоверившись, что брат спит крепким сном. Она боялась, что если подумает о таком на людях, то отец каким-то образом узнает про это и накажет её так, как постоянно наказывал маму. Они никогда об этом не говорили, но Анна знала о глубоком несчастье матери и тех страданиях, которые она переживала каждый день и каждую ночь. Приучившись с детства бояться и ненавидеть ту боль, которая рождается в принужденном, лишённым страсти и уважения браке, Анна поклялась себе, что никогда не выйдет замуж. В старом доме, когда они уезжали, осталось много их вещей, но клятву Анна взяла с собой, надёжно укрыв в глубинах своего сердца. И запирая самое сокровенное под печатью тайны, она никак не могла знать, что сдержит эту клятву даже вопреки собственному желанию.

В дом она вернулась раньше мамы и брата, неся в своих маленьких ручках целую охапку незнакомых ей жёлтых, красных и синих цветов. Маме не понравится, что она оборвала половину поляны, понапрасну сгубив растения, но если сразу сказать про отца, то ничего страшного не случится. За время её отсутствия на пустом месте в центре кухни уже появился небольшой, наспех сколоченный столик, сделанный на замену старого, развалившегося и по частям отправленного в печь днём ранее. Новый с виду был неказист, но вполне пригоден для пользования. Она разложила цветы по столу и охнула, случайно занозив палец. Положив его в рот и обслюнявив, Анна понадеялась, что скамейки отцу удадутся лучше.