Марат Гизатулин - Чирчик впадает в Средиземное море, или Однажды бывший советский пролетарий

Но со временем отношение к двум приятелям уравнялось. Тем более что аккуратист снял шляпу и сумку, и о них постепенно забыли, а принятый вначале за своего будущий бывший тоже оказался с изъяном. Выяснилось, что он совсем не умеет работать с людьми. Не вообще с людьми, а с непосредственно подчинёнными ему слесарями. У него плохо получалось ими руководить. Он сразу повёл себя очень демократично, презрев всякую дистанцию, и подчинённые постепенно сели ему на голову. Наконец, в один прекрасный день он не выдержал и устроил очень громкий «разбор полётов» в слесарке – с запуском в полёт гаечных ключей и других инструментов. Слесаря пошелковели. Но уже через день он, видя их исполнительность и преданность, снова перешёл на человеческий язык, и через неделю или две снова назрела необходимость в скандале. И никак ему не удавалось установить золотую середину в отношениях с подчинёнными.

Но это было потом, позже, а пока, в первый день, начальник производства представил молодых специалистов итээровцам, и исполняющий обязанности механика цеха повёл их на основное место работы, в кабинет мехслужбы на втором этаже. Их ровесник казах Бадмаев был назначен мастером всего несколько дней назад, а до того трудился слесарем и даже ещё не сменил спецовку на более приличествующий его новой должности наряд. Он учился в вечернем институте и теперь, закончив его, совершил головокружительный карьерный взлёт, превратившись не просто в мастера, а сразу в двух мастеров и в механика цеха одновременно – все эти три единицы были положены цеху по штату. Куда вдруг в одночасье провалился весь генералитет мехслужбы, было неясно, но очереди инженеров, желающих работать в этом цехе, за забором завода не стояло. Так что появление сразу двух недостающих мастеров, которые специально для этого, оказывается, примчались из Москвы, оказалось очень кстати.

В кабинете Бадмаев предложил новичкам выбрать столы, которых как раз и было три. Они выбрали, уселись и уставились друг на друга. После паузы Бадмаев сказал многозначительно:

– Кого-то из нас должны назначить механиком цеха…

Но москвичи вовсе не собирались конкурировать с выпускником вечернего института, о чём и сообщили. Какая тут может быть конкуренция, если он цех знал, как свои пять пальцев, а они ещё не знали даже, где здесь туалет? Да и слесарям он ещё вчера был братом. Бадмаев повеселел, велел нахлобучить каски, надеть через плечо противогазы на манер той самой сумки и повёл новоиспечённых инженеров осматривать цех.

Едва они вошли в отделение конверсии, как на них тяжёлой плитой обрушился грохот и удушливый запах окислов азота, которые, попадая в органы дыхания, моментально превращались в конечный продукт этого цеха, а именно в азотную кислоту. Из всех соединений труб, которых здесь было, как лиан в джунглях, хлестал сизый дым, заволакивая всё вокруг, а с потолка, стен и пола била какая-то жидкость, от которой на полу образовывались лужи. Москвичи поняли, что случилась страшная авария и первый их рабочий день, видимо, станет последним.

Бывший пролетарий уже готовился к мучительной смерти. В его памяти промелькнул день – восемь лет назад, – когда он ещё был не бывшим пролетарием на этом же заводе. Тогда он работал слесарем в цеху контрольно-измерительных приборов, который теперь показался бы кремлёвским санаторием. Накануне того дня тоже произошло ЧП – взорвался новый цех, и они тогда выискивали в завалах не до конца разбитые приборы, чтобы попытаться их восстановить. Но не до конца разбитых приборов пролетарию не попадалось, а вместо них попался ботинок с фрагментом ноги; рядом валялась разбитая каска, вымазанная кровью и чем-то белым. Отец пролетария всю ночь после взрыва провёл на месте происшествия и утром, зайдя домой, поведал домочадцам, что среди прочих при пуске нового цеха погиб сам начальник цеха Рустамов, – ему оторвало полголовы. И бывший пролетарий, разглядывая окровавленную каску, вспоминал тогда об этом рассказе…

– Ну, чего встали, – не очень вежливо прервал предсмертные пролетарские воспоминания Бадмаев, – пошли дальше, а то мы до конца рабочего дня цех не обойдём.

В тот день противогазами они так и не воспользовались: очень хотелось, но – все ходили без противогазов А потом, попривыкнув, они и вовсе не брали их с собой в цех. Это категорически запрещалось требованиями техники безопасности, но как же можно работать в пятидесятиградусную жару в каске и с противогазом? Ну, каска ещё ладно, без неё нельзя – плеснет что-нибудь на голову, останешься без скальпа…

Но однажды будущий киприот едва не был самым жестоким образом наказан за небрежительное отношение к противогазу. В тот день прорвало уплотнение абсорбционной колонны, и надо было случиться, что неподалёку проходил нарушитель противогазного режима. Все, кто был поблизости, успели выскочить из опасной зоны, а инженер московского разлива неправильно оценил направление ветра и ринулся не туда. Будь под рукой противогаз, он успел бы его нацепить и спокойно выйти на свежий воздух. А тут – он уже видит подоспевший автобус со спасателями метрах в двадцати от себя, но чувствует, что добежать не успевает. Спасатели тоже не спешат ему навстречу, так как сами забыли захватить свои противогазы. Каким-то чудом он всё-таки почти добежал, и его успели подхватить под руки. Ночью дома его выворачивали кашель и рвота, раздирающие внутренности, и наутро он вынужден был отправиться в заводскую поликлинику. В больничном пришлось написать «острый бронхит», ибо признание аварии на производстве тогда было равносильно признанию в государственной измене.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.