Елена Бодрова - Сердце в клетку. Комедия в 27 главах

«Решено. Напишу ему письмо. Прямо и смело, и будь что будет! – воскликнула она мысленно. – Только подписываться не стану», – и, так же мысленно, вся съежилась, подумав о предстоящем признании.

Дома она нашла листочек с сердцем в кармане халата и на оборотной стороне вывела:

«Дорогой Коля!

Я долго не могла решиться, но вот решилась. Давно тебя люблю, тону в твоих синих глазах, как в море. Не могу без тебя, Коля».

Подумала, подумала, что бы такое еще добавить. Стала искать в книжке «Поздравления на все случаи жизни» подходящие слова. Нашла такие (из раздела «День святого Валентина»):

Переписала стихи на листочек и закончила загадочной фразой:

«Ответь мне, прошу. Твоя незнакомка».

Сложила листок пополам, пригладила пальцами. Прокралась в прихожую, беззвучно отворила входную дверь и, как и была – в тапочках и домашней одежде – выскользнула в подъезд. Прислушалась: тихо, можно спускаться.

Нашла среди других заветный ящик номер двенадцать и аккуратно всунула в него листок. Убедившись, что он бухнулся внутрь, она резво пронеслась на свой этаж и скрылась за дверью и двумя оборотами замка.

Дома она снова открыла книжку «Поздравления на все случаи жизни» и прочитала раздел «День святого Валентина» полностью.

Нина Степановна вспомнила свою школьную жизнь. Как отращивала волосы, чтобы заплести косички, чтобы кто-нибудь дергал за них. Но никто не дергал. Как давала списывать сочинения по литературе одному мальчику, а сама писала для себя новое. Потому что если училка увидит два одинаковых, поймет что к чему. Как обводила некоторые слова в сочинении, которое будет списывать этот мальчик, чтобы получилась фраза «Я тебя люблю», а он перестал просить у нее списать. Как караулила его во дворе школы, делая вид, что как раз тоже идет той же дорогой, а он ускорял шаг. Или, наоборот, замедлял.

Она всегда думала, что делает что-то не так. Что мальчик хочет с ней поговорить, но она слишком рано ушла или слишком поздно пришла. Ей казалось, что он смотрит на нее с особым выражением, когда пытается вспомнить формулу, отвечая у доски.

Одним осенним днем, в начале октября, тот мальчик подозвал ее на перемене и сказал: «Встретимся после уроков во дворе». У нее екнуло сердце, колени задрожали. Забыв портфель в классе, она прибежала на задний двор школы, к хоккейной коробке, раньше него. Когда появился он, то сразу спросил:

– Почему ты бегаешь за мной?

– Я не бегаю, – Нина Степановна, которая тогда была просто Ниной, вся съежилась.

– Ходишь, выслеживаешь, подчеркиваешь дурацкие слова в сочинении?

– Я не…

– И хватит смотреть на меня постоянно, поняла?

– Я тебя…

– Что ты меня? Ну что?

– Это.

– Что «это»? Говори.

Надежда зашевелилась в душе девочки теплым комком.

– Люблю.

Тот мальчик провел по волосам рукой (ему очень шло это движение), прошелся взад-вперед, остановился перед Ниной и сказал:

– А не надо меня любить. Не надо, поняла?

– Мм… – говорить стало трудно, смотреть тоже. И все равно не хотелось, чтобы он уходил так сразу. Пусть бы еще что-нибудь сказал.

– Поняла?!

– Да, – тихо ответила Нина.

– Сделай так, чтобы я забыл, как ты выглядишь.

И ушел.

А Нина долго разглядывала ограду хоккейной коробки. Она была такая потрескавшаяся, старая. Краску можно было отколупать ногтем, если постараться. Нина отколупывала, пока не стало больно под ногтями. А потом вернулась в школу за портфелем.

– Вместе с Женей идите! – крикнула мама из комнаты. Она натягивала колготки в спешке – опаздывала на работу.

– Ага, щас, – пробубнил себе под нос Коля.

– Со мной пойдешь, – довольно сказала Женя и ухмыльнулась.

– Сама доползешь, не маленькая.

– Мама сказала…

– Маменькина дочка.

Коля накинул куртку, взял рюкзак и вышел в подъезд. Женька в спешке похватала свои вещи и тоже выбежала, крикнув:

– Пока, мама!

Коля ненавидел идти в школу вместе с сестрой, а Женьке нравилось его злить. Особенно теперь: она еще не простила ему влюбленную Лидку.

– Эй, эй! – она неслась, перелетая через пять ступенек кряду, чтоб поспеть за ним. – Братик, любимый, подожди!

В пролете между вторым и первым этажами Женя все же притормозила. Из их почтового ящика торчал уголок тетрадной бумаги. Потянула за него – и скоро в ее руке оказался уже знакомый ей листок с нарисованным сердцем. Теперь здесь было написано еще что-то на обороте. Женя пробежала строчки глазами и улыбка чуть ли не вонзилась ей в уши: представила себе лицо брата, когда он снова увидит этот листок.

Девочка припустила по ступеням вниз, выбежала на улицу. Коля был уже далеко, пришлось догонять.

– Тебе письмо, – крикнула она и, не выдержав, расхохоталась.

Коля обернулся и недоверчиво уставился на сестру, но ходу не сбавил. Она сунула ему в лицо мятый листок:

– Письмо.

Он взял, развернул.

– Ты, малявка, откуда у тебя это? Я же выбросил.

Женька хохотала, все никак не могла успокоиться.

– В почтовом… – выдавила она из себя, задыхаясь от смеха и быстрой ходьбы.

– А-а-а-а, – протянул он, резко остановился и уставился на девочку. Она тоже остановилась, все еще смеясь. – Я понял. Это твоих рук дело. Да? – зло глянул он на нее.

– Нет. Я же сказала, в почтовом ящике торчало, – Женя хихикала.

Коля схватил ее за плечи и развернул к себе.

– Твоих рук дело?!

– Нет!

– Правду говори!

– Я уже сказала! Отпусти, – девочка вывернулась из его рук и побежала по дорожке из двора.

– Все равно узнаю, кто это, – процедил Коля и сжал листок в кулаке. Это дурацкое сердце злило его. А теперь еще появилась дурацкая приписка на обратной стороне, с дурацкими стихами. И просьбой ответить. Где ответить? Кому ответить? Он так ответит, что мало не покажется.

Коля был уверен, что кто-то стебется над ним. Он огляделся: вдруг этот горе-шутник притаился где-нибудь, чтобы посмотреть на его реакцию, – но никого подозрительного не увидел. Женька уже далеко впереди, обиделась и унеслась в школу без него. Тем лучше.

После физкультуры Коля вошел в женскую раздевалку. Оттуда высунулась Ира Пономаренко, он затолкал ее внутрь и запер дверь. Вытащил клетчатый бумажный комок из кармана и развернул.

– Ты что творишь? – первой опомнилась Алиса Водовозова и вскочила со скамеечки. – Открой дверь! Это женская, между прочим, раздевалка. Мы могли быть голыми!