Александрина - Чёрный бриллиант

Когда я проснулась, увидела маму. Она сидела у моей кровати, прижимая мою ладошку к губам. Обрадовавшись, я вскрикнула:

– Мама, как хорошо, что ты пришла!

– Как же я могла не прийти? – с грустной улыбкой ответила она.

– Ты знаешь, мне приснился странный сон, – и я принялась рассказывать его содержание.

Мне показалось, что в маминых глазах мелькнул страх и тревожное ожидание. Когда же она дослушала до конца, её лицо просветлело, и мне даже показалось, что она вздохнула с облегчением.

Через час меня повезли в операционную. Там накрыли белой простынкой, поставили капельницу и велели считать до десяти. Я подумала про себя, что наркоз на меня не подействует, не может быть, чтобы я заснула против своей воли.

Как только досчитала до шести, почувствовала будто мой рот кто-то набил ватой, и я не могу больше произнести ни слова.

Проснулась уже в реанимации. У моей постели сидели мама с папой в белых халатах. У мамы по лицу текли слёзы. «Наверное, от радости», – подумала я. Папа еле сдерживался, чтобы не заплакать.

Посторонним в то время находиться в реанимации было запрещено. Родителям разрешили только взглянуть на меня.

Выздоровление шло быстро. Через две недели после операции я уже была дома. Учебный год к тому времени закончился. Наступили летние каникулы.

Я ещё не могла наравне с другими детьми бегать и прыгать. Но зато с упоением и всеми подробностями рассказывала своей дворовой компании о перенесённой мною операции, как будто это я спасла человека от смерти. При этом, конечно, немного привирала, говоря, что ничего не боялась, даже уколов.

Впереди были почти три месяца каникул. Постепенно я стала набирать вес. А вскоре и вовсе забыла обо всех своих недугах. Часто ловила себя на мысли, что теперь могу бегать и прыгать как ни в чём не бывало.

Лето было на редкость тёплым, и я целыми днями пропадала во дворе с соседскими ребятишками.

Примерно в полукилометре от нас протекал Амур. И родители часто брали меня с собой на речку, хотя купаться ещё не позволяли.

В самом начале августа мы с мамой отправились на целый месяц в санаторий, во Владивосток. Я впервые увидела океан. «Будет, что рассказать ребятам. Вот обзавидуются!» -пронеслось в голове.

Мы жили в разных санаториях, находившихся недалеко друг от друга.

После обеда мама забирала меня, и мы шли к океану. Тихоокеанское побережье, казалось, было просто залито солнцем. Я не помню ни одного дождливого дня, хотя, наверняка, они были. Каждый раз мы покупали на набережной вкуснейшие чебуреки, от воспоминания о которых до сих пор текут слюнки. А потом долго шли вдоль берега, дыша свежим тихоокеанским воздухом, собирали отшлифованные волнами красивые камешки и ракушки, из которых потом я делала бусы для мамы и для себя. Иногда мы гуляли дотемна, пока солнце не начинало садиться за горизонт, окрашивая волны в золотисто-розовый цвет.

Мама была высокой, стройной и очень красивой. У неё были ярко-голубые глаза, слегка курносый носик, полные, красиво очерченные губы и две толстые тёмно-русые косы, уложенные на голове в виде короны.

Я часто любовалась ею, особенно когда на ней было моё любимое бледно-розовое платье с короткими рукавами-фонариками и широким поясом, завязывающимся сзади бантом. Не удивительно, что проходившие мимо мужчины бросали на неё восхищённые взгляды.

Не успели оглянуться, как наш отдых подошёл к концу. Мы хорошо отдохнули, загорели, набрались сил. Я поправилась на целых два килограмма. Это была незабываемая поездка. Но пора было возвращаться домой.

Папа с нетерпением ожидал нас на перроне с огромным букетом цветов. Он был под стать маме – чуть выше среднего роста, подтянутый, мускулистый. У него был идеально прямой нос, серо-зелёные глаза и шевелюра тёмно-русых вьющихся волос.

Окружающие говорили, что они очень красивая пара. Я ими очень гордилась.

Лето пролетело незаметно. Когда 1 сентября я пошла во 2-ой класс, чувствовала себя здоровым, полноценным ребёнком. Часто, с чувством большой благодарности, вспоминала и вспоминаю своих Ангелов-Спасителей: Айболита и профессора Сергеева.

Однако, на основании справки, выданной в больнице, продолжала, как сейчас бы выразились, «косить» от физкультуры, о чём до сих пор сожалею.

Через год родилась моя сестричка, Машенька. Я была очень рада этому обстоятельству, потому как давно мечтала заиметь младшую сестру или брата, чтобы иметь возможность хоть кем-то руководить, и всегда завидовала детям, у которых таковые имелись.

С горделивым видом я расхаживала по двору с коляской, ощущая себя взрослой и самостоятельной особой, представляя, как поведу Машеньку за ручку в садик, а потом и в школу, посвящала ей смешные стишки вроде этого:

Вскоре наша семья переехала из Хабаровска в гарнизон под названием Гаровка, по месту дальнейшего прохождения службы отца.

Он научил меня кататься на мопеде. И я гоняла на нём сначала по стадиону, а потом, тайком от родителей, посещала подругу, жившую на дальней точке, в нескольких километрах от нашего гарнизона.

Папа научил меня прочищать карбюратор в случае, если заглохнет мотор. И однажды он-таки заглох. Я была ужасно горда собой, когда мне удалось устранить неполадку и продолжить свой путь. Очень хотелось произвести впечатление на одноклассников, поэтому я не упускала возможности рассказывать им об этом эпизоде, причём как об обыденном для меня деле.

Когда я закончила школу, отец демобилизовался из армии, и мы переехали в Ригу, где жили все мамины родственники. Долгое время я тосковала по своим друзьям, по городу, в котором прошло моё детство и юность. Мне казалось, что во всём мире нет природы красивее дальневосточной.

Часто вспоминала пионерский лагерь «Красная звезда», куда родители ежегодно отправляли меня во время летних каникул.

Однажды, просматривая книгу «Дальневосточный край» с великолепными иллюстрациями природных богатств и красот этого неповторимого уголка земли, привезённую с собой из Хабаровска, и предаваясь греющих душу воспоминаниям, поймала себя на мысли, что тоскую не только по городу моего детства, но и по России в целом.

Хотя я и родилась в Риге, этот город, с другим укладом жизни, другими нравами и обычаями, был чужд для меня. Незаметно мои мысли стали превращаться в стихотворные рифмы: