Верука Соль - Возвращение Белого Рыцаря

– Да, а к врачу ты всё-таки ходила? – Мама ответила не сразу, потом протянула, скучно и равнодушно:

– Ну, ходила. Да что они понимают? – Опять помолчала.

– И…?

– И ничего! Всё в норме! Лёгкое сезонное недомогание, как у всех северян, чуть понижен общий тонус! А так всё в норме. Внутренности – внутри, красота на виду… А я чувствую себя так, будто… Я точно знаю, это болезнь! – На глаза ей навернулись слёзы.

Долли тоже была готова расплакаться. Она почувствовала, что настаёт время перемен, и, скорее всего, перемен не к лучшему! Мама почувствовала эти перемены и назвала их болезнью. Но ведь это нельзя ни вылечить, ни пережить. Девушке вдруг нестерпимо захотелось, что бы всё осталось, как есть, и мама всегда была бы молодой и красивой, и что бы время замерло… Но огромные часы «Стивена Кинга» были неумолимы, и они беспокоили зимнюю дрёму магазинчика, да и всего квартала, а может, и всего мира топотом быстрых бессердечных секунд, каждые полчаса боем напоминая, что всем вокруг есть о чём подумать. И Долли думала, и понимала, что уже ничто не будет прежним, ведь это не лечится!

У этой болезни было только одно название – старость. Мама начала стареть, и где-то в глубине души это знала. И не хотела этого знать. Но каждую секунду своей новой, стареющей жизни она получала очередную порцию разочарования. Конечно, она была красива и стройна, но молодые самцы лишь вскользь задевали её взглядами, почти всегда случайно. Даже среди золотистых пляжей Испании или Египта, где женские прелести скорее откровенны, чем целомудренны, особи мужского пола смотрели больше сквозь неё, как будто её и не было. И она испытывала острые приступы раздражения, почти ненависти, когда видела их двадцатилетних подруг. Именно этим девицам, а не ей в модных магазинах глупые суетливые продавщицы предлагали самые сексуальные, откровенные и эффектные наряды и украшения, а ей – ну элегантные, ну стильные, ну дорогие – и только – то! Да и в салоне красоты не лучше.

– И представляешь, детка, эта гусыня и говорит: «Этот крем идеально подходит для увядающей кожи». Увядающей, ты только подумай! Это у меня – то увядающая!

Мама не готова была смириться. Естественный ход времени она воспринимала как что-то неприемлемое, мучительное и унизительное, как неприличная болезнь. Это необходимо лечить. И иногда даже кажется, что болезнь отступает, что подлое время остановилось. Правда, теперь нужно ложиться на час раньше, и вместо трёх коктейлей – только два, и вообще стоит снизить физическую активность, но в целом – всё на пятёрочку! Достаточно только заправиться как следует стволовыми клетками, почистить организм, вытряхнуть какие – то шлаки, опять же – вегетарианство и никакого сахара – и о —ля – ля! – как в песне поётся, «вот такая, блин, вечная молодость!» Но это только если верить сторонникам Дарвина и Павлова. И уж если ты произошёл от обезьяны, то любые проблемы можно решить с помощью биологии и химии. Или по крайней мере попытаться. Но то, что создано по образу и подобию Божьему, знает – часы тикают! Время идёт, время уходит. Его не остановить, не обратить, не купить – оно бесценно и конечно для каждого. И это нормально, это не страшно! Это переход от одного состояния к другому, это просто новая история… Но потомки приматов не готовы к переменам. И после того, как мы перестали опираться кулаками в землю при ходьбе и сдали в утиль хвосты, красота стала единственной ценностью, достоинством, утешением, товаром, если угодно! И как страшно, как нестерпимо это потерять! Теперь, к счастью, стало намного проще удержать ускользающее чудо – просто немного больше с каждым днём процедур, опять же есть специальные препараты, гормоны… Но однажды, останавливаясь возле зеркала, с любовью и тревогой всматриваясь в своего прекрасного двойника, несчастный примат встречается взглядом с убийцей. Убийца смотрит на свою жертву с той же любовью из глубины Зазеркалья, что и из глубины сознания, со дна души. Убийца уже здесь – нет, он всегда был здесь! Он неумолим и неподкупен, его нельзя обмануть или остановить, он должен сделать – и он сделает это! Частица за частицей, атом за атомом, красота, сила, сама жизнь тела – всё это распадётся, незаметно рассеется в пространстве, будет забыто. И в предчувствии этого разрушения вся сознательная часть существа содрогается и заходится беззвучным воплем – НЕТ! НЕТ! НЕ Я! ТОЛЬКО НЕ Я! И слабые отзвуки эха этих страданий выплёскиваются в мир живых – и мы это слышим, и сострадаем, и так же испытываем страх – только кто больше, а кто меньше.

Мама страдала. Пока тихо и едва уловимо, но её деловитый ограниченный разум уже запрыгал в поисках лекарства. Надо предпринять что-то уже сейчас. И тут все средства хороши. Может быть, она поэтому и пришла в магазин?

Долли было жаль маму. Если бы она могла помочь, но ведь не существует лекарства! Девушка всегда это знала, она уже видела Время воочию, трогала его руками, распознала его ароматы и могла рассказать, какой у него вкус… Мама сказала бы, что она просто рехнулась. Как всегда. Но это ничего не значило. Тик – так, тик – так… Знаешь сколько стоит время? Сто монет одна минута…

Долли всегда это знала. Все считали её умной (ну, или почти все). Она тоже думала, что достаточно умна. Но это было не совсем так. Это не просто ум, это скорее мудрость. Но ведь она слишком молода, чтобы быть мудрой! Она никогда бы этого не признала, и только куклы знали правду, но они – то точно никому не скажут. А может быть, именно он и научили Долли кое – чему, о чём не догадывалась мама? Ведь куклы бывают иногда старше нас! Некоторые куклы в её личной неприкосновенной коллекции были старше неё, даже старше госпожи Корины. Они, оставаясь вечно маленькими детьми, повидали немало глупых людей и пыльных чердаков, и солнечных дней, и одиноких ночей, когда их просто забывали под скамейкой в парке. Куклы всё знают и всё видят! И они существуют намного дольше, чем стереовизоры, косметические салоны, инъекции стволовых клеток и теоретическая база Фрейда. Куклы появились намного раньше, даже раньше письменности и понятия культуры вообще. Ритуальные куклы, куклы – обереги, тотемные, дарственные – они пришли к людям уже очень давно, и хранят множество секретов. Куклы точно знают, что такое нежность и разочарование, забота и бессердечность. Куколка распахивает свои радужные наивные глазки на этот странный переменчивый мир как и человек – не зная и не понимая его, не оценивая и не предчувствуя. Она оживает в одночасье, обычно на Новый год или в чей – нибудь День Рождения, и свой медовый месяц проживает, окружённая любовью и заботой, в лучшем уголке чудесного кукольного домика. Потом о ней начинают постепенно забывать. И вот уже другой куколке достаются новые платья и других зовут пить чай с воображаемым печеньем, и какой-то мерзкий грубый мальчишка пытается выдрать ей волосы и открутить ручки – ножки, и так заканчивается счастливое кукольное детство. Конечно, её продолжают любить, но уже как-то невнятно, привычно, как старую супругу. Не отпускают от себя, но и не балуют. Она живет во взрослом мире тихо, незаметно, она всё видит и всё слышит. Она не понимает, что такое горе, что такое болезнь или старость, ей неведомы страх и безнадёжность. Она видит это, знает это, но этого не понимает, она – вечный ребёнок и не взрослеет, даже став уже совсем старой. Но она всё помнит и может многое рассказать тому, кто готов услышать.