Ирина Говоруха - Зависимые от жизни

Я задумалась, и он встряхнул меня за плечи:

– Кир, ты меня слышишь? Хочешь, поделюсь, как я планирую свой бюджет?

Я нехотя кивнула.

– В целом, я очень расчетлив и бережлив. Обязательно откладываю на черный день минимум 10%, а иногда и больше. Я вообще очень люблю копить. И ты знаешь, в моей кубышке уже достаточно внушительная сумма. Есть конечно и расходы. Гривен девятьсот у меня уходит на бензин и на техобслуживание. Еще тысячу я даю бывшей жене на сына.

– Сколько? А не мало?

– Я тебя умоляю! Это даже больше, чем достаточно.

– На продукты трачу полторы. Вещи покупаю по случаю – одну, максимум две рубашки в год. Джинсы у меня тоже одни, и когда они в стирке – надеваю вельветовые штаны. Две-три футболки. А зачем больше? Кстати, ты ничего не замечаешь? Что во мне изменилось?

Я растерялась. Попыталась рассмотреть цвет глаз, толщину бровей и ремень с широкой пряжкой. А потом сказала наобум:

– Новая рубашка?

– Точно! Вчера купил. И совсем недорого, хотя фирмА (ударение он ставил на последний слог).

Иван полез куда-то в сторону боковых швов и долго там шуршал. Искал бирку. А когда нашел, радостно вынырнул и подтвердил:

– Я же тебе говорил, что вещь брендовая – Franttini. Была распродажа коллекции прошлого или позапрошлого сезона.

Я подняла голову. Он расценил это как осуждение, и стал защищаться:

– Хочешь привязать сюда моду? А что мне мода? Мода – это все искусственно придуманное, временная, кем-то навязанная модель. А на самом деле все закручено с одной единственной целью – развести нас на деньги. И я совершил эту покупку только из-за тебя. Мне ведь нужно произвести впечатление.

Я промолчала. Не хотела его огорчать тем, что мне абсолютно все равно, какая ткань прикрывает его тело. И как в ней прострочены края – трехшаговым зигзагом или потайным швом.

– Я отвлекся. Ну, еще гривен пятьсот трачу на игрушки и школьные принадлежности. За коммунальные услуги – шестьсот. Остальное – мелочи: бумага для принтера, оплата мобильного, консьержка, стоянка для авто, тренажерный зал. Кстати, ты заметила, в какой я сейчас форме?

– А в какой ты был?

– О… – Иван втянул живот и поправил рукав тенниски, акцентируя мое внимание на своих самых обычных мышцах. – Под сто сорок кило, и у меня даже остались на антресолях фотографии с тех времен.

Как-то в гостях познакомился с девушкой, тренером по фитнесу. Она совсем помешалась на здоровом питании, кардиосессиях и силовых тренировках. Худая, как щепка, и вечно голодная. Ноги, не поверишь, две японские палочки для суши, и шея как у черного лебедя. Как-то в июле мы пошли с ней на пляж. Может, помнишь, два года назад стояла жара. Плотная, чисто рыбный студень. И мух тем летом было немерено. Пришлось всю квартиру залепить москитными сетками. Я перед этим забежал в магазин и купил килограмм копченых окорочков, свежего хлеба, аж горячего, помидоров и крылышки-гриль. Ну, надо же что-то у воды есть. Мы разделись, сложили стопкой одежду, и я заметил, что она поджала губы. Наверное, не впечатлил голеньким. А когда сели кушать, увидела, как я с аппетитом все поглощаю, и взбеленилась. Высказалась и о животе, что ложится на колени, и о консервантах, и о будущих проблемах с эрекцией. А под конец пригрозила перестать со мной встречаться, если я не сброшу вес.

С тех пор начались мои тренировки. Я занимался в зале три раза в неделю, отказался от жирного и хлеба, и потихоньку килограммы начали уходить. И вроде уже неплохо похудел, а она даже не чешется что-либо менять в своей жизни. Я ей говорю: «Рита, что тебе еще нужно? Я же не мальчик сопливый». И представляешь, что она мне отвечает: «Мне неудобно перед подружками за твою машину».

Ну да, у меня в тот момент был Daewoo Lanos. Но ведь она же будет спать со мной, а не с машиной! Короче, поменял я машину, Ритка со мной переспала и пропала. Я выдержал две недели, а потом звоню ей и говорю: «Значит так, дорогая, ты или спишь со мной, или не спишь! Я же здоровый мужик! Мне нужен регулярный секс!»

Мы с ней встретились еще раз. Все прошло неплохо, вижу, вроде как осталась довольна, но больше Ритка не появлялась и не отвечала на звонки…

На следующее свидание Иван пригласил меня в маленькое кафе возле станции метро Арсенальная. Кофейный запах разбавлялся всевозможными топпингами и взбитыми масляными кремами. Густо разросшиеся цветы в разномастных кадках настырно щекотали листьями руки, шею и запутывались в волосах. Между столиками был узкий проход, и крупное колено Ивана время от времени прикасалось к моему. Приходилось неудобно закручивать ноги и упираться в холодную чугунную батарею. Он заказал чай и горячий вишневый пирог на двоих. Я была совершенно не голодна, поэтому сдувала пудру, прокалывала вилкой тесто и нечаянно забрызгала платье. Иван кинулся с салфетками и размазал еще больше.

– Поехали ко мне, постираемся.

– Вань, не страшно. Я прикрою шарфом.

Он погрустнел, убрал руки, поковырялся в своем куске и с обидой сказал:

– Ты относишься ко мне как к другу.

Мне стало его жалко:

– Вань, но любые отношения начинаются именно с дружбы.

Иван спохватился, приосанился, отложил вилку и намекнул, что в жизни любил два с половиной раза. Было понятно, что эта красивая цифра была придумана заранее в расчете на то, что я обязательно отреагирую. Он хитро подмигнул, подозвал официантку, игриво дернув ее за ажурный передник, и попросил счет.

– Первая любовь случилась в институте. Абсолютно платоническая. Мы встречались около года, как два перепуганных оленя, и я ее пальцем не тронул. Целовались от силы два раза, почти не попадая в губы. Я провожал ее домой на троллейбусе, а сам шел пешком, потому что денег на обратный билет не было. А однажды так торопился, что упал и порвал единственный костюм. Колени превратились в решето, и я очень боялся в этом признаться матери. Она была строгой, даже суровой, и за любую оплошность могла запросто дать мне по морде.

Однажды мы с любимой сидели в парке под тюльпановым деревом. Как сейчас помню – в партерной части старого ботанического сада. Ничего не предвещало бури, и наш неторопливый разговор касался только институтских тем. Неожиданно она поднялась с лавочки, поправила примятую плиссированную юбку и сказала: «Мы больше встречаться не будем. Я от тебя ухожу». Я растерялся, тоже вскочил на ноги, споткнулся о вросший в землю камень, больно ударив большой палец: «Почему? Мы ведь даже не ссорились! Должна же быть какая-то причина?» – «Да. Причина есть. Я просто тебя не люблю».

Она ушла, не оборачиваясь, а я смотрел ей в спину. Хрупкие солнечные лучи касались позвоночника и тут же ломались надвое, как карандаши с мягким грифелем. Я тогда впервые в жизни плакал и стонал от невыносимого жжения в глазах. Плелся по улице Коминтерна и не стеснялся своих мужских крокодильих слез.