Галина Клюс - Смерть в музее

Перевернувшись на живот, он в двадцатый раз уже, наверное, покосился на часы. Что ж, Адель, как всегда, в своём репертуаре! Сорок минут назад она должна уже быть здесь, но, наверное, специально голубушка задерживается. Конечно, если б она только знала, чем он её намерен сегодня удивить, то порхала бы уже тут, как миленькая.

И тут его взгляд остановился на букете цветов, торчащим из кармана пиджака. Он подскочил, как ужаленный, и в ужасе схватился за голову. Господи, что он, болван, наделал! От роскошных белых роз, которые он вчера купил, не торгуясь, на рынке, остался какой-то жалкий растрёпанный веник. Ах, эта его дурацкая извечная рассеянность! Настроение у молодого человека было мигом испорчено, и, как это нередко бывает, мысли его, ещё недавно радужные и поэтические, заработали в совершенно противоположном направлении. С обидой он подумал, что, наверное, Адель его недостаточно любит, а, может, и вообще ничего не питает, кроме жалости? Ведь она ни разу, несмотря на его клятвенные заверения о любви, не позволила перейти последнюю грань, такого у него ещё ни с кем не бывало. Нет, она просто холодна к нему, иначе, чем ещё можно объяснить её странное поведение.

Вполне возможно, что у неё есть кто-то другой, какой-нибудь тайный обожатель?

– Ну что ж, прекрасно, – со злостью подумал он, – вот сегодня всё и выяснится.

Хмуря свои тёмные бархатистые брови, Глеб вынул из кармана пачку импортных сигарет и нервно закурил, ловя на себе негодующий взгляд сухопарой дамы с редким пучком огненно-рыжих волос.

Он и не заметил, как Адель подошла, а скорее, налетела, как вихрь, обрушив на него бездну обаяния. Её широко распахнутые изумрудные глаза, затенённые длинными пушистыми ресницами, с нежностью глядели на него, а загадочная английская полуулыбка тотчас же обезоружила его, и все его мелкие обиды моментально выветрились из головы. Игнорируя лежащую рядом пожилую брюзжащую парочку, Адель наградила Глеба лёгким поцелуем в щёчку, потрепала его за волосы, и от её прохладных шелковистых прикосновений его тотчас охватила приятная дрожь, он почувствовал, как его сердце захлестнула волна нежности. Как бы там ни было, а она его любит, и любит по-настоящему, как и он её! « О, моё ненаглядное сокровище!»

У Адель была довольно милая привычка – грациозно запрокидывать голову и заразительно звонко смеяться, отчего на свежих щеках её появлялись прелестные, сводящие Глеба с ума ямочки. Вот и сейчас, когда она беспричинно рассмеялась, он готов был целовать до умопомрачения эти трогательные милые впадинки.

– Извини, Глебчик, я немного опоздала, вчера всю ночь корпела над учебниками, курсовую писала, представь себе, не заметила, как уснула, – с виноватой детской улыбкой оправдывалась она, прижимая к груди миниатюрную блестящую сумочку из яркой кожи. Она ещё что-то объясняла, а он не отрывал от неё глаз, с гордостью осознавая, что мужчины кругом буквально обалдели от её неземной красоты. Щёки у Адель, видимо, от волнения полыхали румянцем, ему захотелось погладить её молодую, прозрачную кожу, покрытую еле заметным пушком, нежным, как поверхность теннисного мяча.

Не обращая ни на кого внимания, он заключил её в свои крепкие объятия, с наслаждением вдыхая знакомый ландышевый запах её чудесных светлых волос.

– Как вам не стыдно, вы отдавили мне руку шпилькой от туфли! – изумлённым и даже несколько оскорблённым тоном вскрикнула загорающая рядом рыхлая пучеглазая дама, с ненавистью, сквозь которую проглядывала зависть к чужой молодости и красоте, осматривая Адель. Та извинилась и потянула Глеба за руку.

– Пойдём, пойдём, Глебчик, отсюда. Здесь такая теснота, негде яблоку упасть. Ну и место же ты нашёл для свиданий! – рассмеялась она.

Они отошли метров на 500, отыскали место поспокойнее, остановившись под старой пахучей липой с раскидистыми ветвями.

– Ты не представляешь, Глебчик, как опостылели все эти контрольные, курсовые. Иногда мне кажется, что всё, не выдержу, выкину все учебники, и не нужен мне никакой диплом. Господи, а ведь ещё целых три года корпеть, с ума сойти можно!

Она вдруг ойкнула, поморщилась от боли, а затем с наслаждением скинула модные остроносые туфли на шпильках, бросила их небрежно в пакет и осталась босиком.

А между тем время близилось к обеду, и в природе наблюдалось некоторое оживление, на ярко-голубом небе легко и быстро двигались уже перистые облака, с моря подул прохладный бриз. Его шелковистое дуновение несколько освежило разгоряченные лица нашей влюблённой пары.

Адель шутливо приказала Глебу отвернуться и ловко сняла с себя светлый брючный костюм, под которым оказался новый открытый купальник, цвета майской травы, удивительно шедший к её лицу.

– Если б не курсовая, которую я, как ненормальная, строчила до самого утра, я бы пришла сегодня вовремя, – с потупленным взором продолжала говорить она одно и то же.

Ему казалось, что она, прекрасно зная о том, что он пригласил её для какого-то важного разговора, умышленно оттягивает время и уводит от нужной темы. Похоже, она боится этого разговора, смутно догадываясь о его содержании. От этой мысли на лбу у него выступила испарина. На самом же деле девушка горела нетерпением узнать, о чём он будет с ней говорить, она, застенчиво улыбаясь, вопросительно смотрела на него.

– Чудачка ты, Аделька! – начал он вовсе не с того, с чего собирался говорить, а совсем не к месту затронул щекотливую тему, которая не давала ему покоя. – Всё у тебя, не как у других людей. К примеру, ты совершенно не допускаешь мысли о физической близости между двумя любящими людьми…

– Пожалуйста, не преувеличивай, я вовсе так не думаю, – зардевшись, перебила она и с опущенной головой принялась теребить сорванную веточку. – Я совсем не ханжа, если ты хочешь знать, а если не укладываюсь в рамки нынешних представлений, то так меня воспитал мой папа, и что тут дурного, не понимаю.

– Папа, папа, опять этот твой драгоценный папа, – не без раздражения произнёс Глеб и ворчливо продолжал: – Такое впечатление, что папа буквально всё решает за тебя. Ты ни в чём, даже в мелочах, не можешь пойти наперекор ему, он вмешивается даже в твои интимные дела, смешно, да и только!

Тут Адель не на шутку обиделась. « И за этим он меня звал!» – разочарованно подумала она, однако виду не подала, а будто шутя зажала ему рот своей упругой ладошкой.

– Не кипятись, мой друг, ты прекрасно знаешь, что неправ. Не во всём я слушаю папу, например, он категорически против нашей дружбы, но я же не пошла у него на поводу, – и она неестественно рассмеялась, обнажая два ряда безупречно ровных и белоснежных зубов.

– Вот спасибо за такую жертву, – дурашливо раскланялся Глеб. На него, что называется, накатило. Вместо запланированных объяснений в любви и официального предложения руки и сердца, он как самый последний брюзга принялся девушку отчитывать.