Виктор Девера - Храм любви. Книга «Чудеса Шаманки»

То же самое касается пробных, или смешанных, форм браков для молодых. На заре Советов власть пыталась предложить нереальную теорию свободной любви, где секс, как стакан воды в жару, некой А. Колантай на большее мозгов не хватило. Развитие социальной жизни мы уже не сможем изменить, а выживать и приспосабливаться к новым условиям надо всем, – убедительно твердила она.

– Нет же, конечно, я больше за страховки таких отношений, только кто согласится страховать, когда контроль сложен, а ответственность за пределами платёжеспособности?

Вот если каждый гражданин с рождения был бы обществом наделён некой общественной экономической гарантией, тогда другое дело, а пока только уголовная ответственность, что под моральную ответственность подгонять только курам на смех, неразумно.

– Значит, придётся всё-таки продавать красавиц и создавать фонд спасения семьи. Им уже кредитовать неимущих и формировать их правовую значимость с возможностью лишения права пользования развлекательными мероприятиями и заведения знакомств. Хотя контрактные отношения, как я уже говорила, это не прямая торговля любовью, а всего лишь реализация некой семьи-любви, с гарантией в страховке верности по достигнутому согласию.

– Значит, в любом случае страховка контракта намерений, так, что ли? А если мужчина или дама с несостоявшеюся любовью вынуждены будут нарушить условия их морального контракта? Допустим, кто-то из них вдруг влюбился на стороне. Здесь может быть что угодно. Страховка будет принуждать к вранью с наигранностью чувств или к необходимости выплаты денежной неустойки. Так, что ли? – закончил своё умозаключение он.

– И так, и, может, хуже. Жизнь моральных обещаний и гарантий всегда должна идти в пределах духовной жизни чувств, питающих взаимные отношения. По мере износа чувств моральные отношения могут изменяться, но люди даже при утрате прежних чувств всегда некоторое время их могут гарантировать. С течением времени одним людям начинает не хватать любви, другим секса, третьим ещё чего-то. Тогда неустойку по контракту может нести лицо, склонившее партнёра к поступкам, нарушающим контракт, и то когда никаких последствий для него и неё не будет. Это значит, что может существовать и моральный божий суд, который только и может учесть всё.

«Это опять режущий сознание подход», – подумал он. Ему было ясно, что при таком подходе придётся учитывать и психические, и биохимические процессы личности. Любвеобильным донжуанам в рамках единой морали невозможно запретить грешить, и их гарантии могут быть относительно непродолжительны. Их чувства скоротечны, но и многим любвеобильным женщинам долгая привязанность может быть тоже томительной обузой, и как всё это учитывать? Больше даже его волновал вопрос «зачем», если мимолётные увлечения, как и временная необходимость в гостевых периодах, может заменить некое подобие секс-забегаловок любви. Так размышляя, он это понимание довольно смутно выразил ей.

Ей не очень хотелось конкретно отвечать на это незначительное его замешательство по поводу её представления о широте возможностей морального контракта, и она решила отмахнуться уклончивым рассуждением:

– Ответственность за последствия мимолётной любви по инициативе женщины она уже брать должна только на себя, даже тогда, когда рождается ребёнок. Участие в воспитание ребёнка мужчина может иметь право не принимать, тут уж как бог ему на душу положит, так и будет. Только такая моральная свобода может дать необходимое право на её активность с рождением ребёнка для себя. Только ребёнок, рождённый для себя, является и жизнью для его самого и общества, в котором он живёт. Узаконив такую свободу моральным манифестом или кодексом, а любовные отношения – моральным контрактом согласия, мужики могут освободить себя от алиментов или определить их участие заранее. У ребёнка папа-мама могут быть и в одном лице, или обществу нужно развивать институт крёстных отцов, как и мам, на несколько неполных семей или даже для детских домов. Есть и женщины-кукушки, которые готовы рожать, но не готовы и не умеют воспитывать, а есть и такие, для которых воспитание – смысл жизни.

Собеседник понимающе кивал головой, давая понять, что и здесь вроде как согласен, а она, увлечённая своими полётом логики и представлениями, продолжала:

– Любовь со временем в семье сводится либо к супружеским обязанностям без любви, либо совсем не волнует семейные отношения. Убеждение, что поживут и слюбятся, ныне уже не оправдывает себя. Не только женщины от этого могут становиться фригидными, но и браки бесплодными. Ангелы счастья уже не спустятся к ним в любовное ложе. Культура свободы и соблазнения в семьях по этическим соображениям умалчивается. Религия считает, что всё приходит с годами и говорить об этом – богохульство. С годами стихия страсти из людей уходит, а приходит лишь осознание необходимости социального бытия, диктующее человеку свои условия любви. Это говорит лишь о том, что наша религия неспособна вести справедливые суды любовной и семейной чести, если таковые могут стать необходимостью.

С этими словами шарик «уко» стал подкатываться к ней, и она попыталась его опять поднять на колени, но он не подчинился ей, а откатился к центру. Она взяла с пианино дудочку и, насвистывая в неё, вдруг будто заставила шарик кататься вокруг шеста, как танцовщицу заставляют танцевать деньги. Арабес смотрел с удивлением на это представление и не знал, верить своим глазам или принять всё за галлюцинации. Он попросил её прекратить наигрывать в дудочку, и шарик прекратил своё катание вокруг шеста. Когда она снова заиграла в неё, шарик опять стал кататься вокруг шеста. Он обхватил своими ладошками свою голову и замотал ею из стороны в сторону, как будто подтверждал невероятность происходящего. Она прекратила насвистывать и включила слабую музыку, звучащую из спрятанных от взора динамиков. Шарик совсем не прекратил кататься, но откатился от шеста и стал проявлять слабые колебания, изображая некий покой.

Наблюдая за реакцией Арабеса на происходящее, она как ни в чём не бывало, продолжала, по сути, твердить сама себе что-то отвлечённое, но отчего-то вновь возвращалась к смыслу неустоек за нарушения согласованных моральных условий: «Нет, эти мысли мне как напутствие богоискательской сути в порочном». Говорила она как с собой. Арабес будто улавливал ход её мыслей, и как только наступило томительное молчание, спросил:

– Сколько же должен платить богу грешник за нарушение контракта и клятвы перед ним, что всегда будет верен своей жене или сексуальной партнёрше? Возможна ли вообще какая-то моральная мера значимости личности, которой виновник может искупить измену и вину? – заметил он, уже не удивляясь чудесам с шариком, проделанным Анной.