Валерий Уколов - Транссибирское Дао

Фрейд не ответил на это письмо. Приход нацистов к власти в Германии и Австрии, переезд в Англию, по всей видимости, не давали Фрейду сосредоточиться на ответе. Но, обосновавшись в Англии, он всё же пытается изучить феноменальные сновидения Зудина. В результате появляется «Очерк психоанализа», который обрывается на главе «Внутренний мир», как раз там, где психоаналитик пытается обобщить свои выводы относительно психики Зудина. Сам же Зудин, обеспокоенный долгим молчанием Фрейда, каким-то чудом выбирается из советской России и пытается проникнуть в Англию. Из Парижа Зудин пишет письмо Фрейду с просьбой о встрече. Фрейд не отвечает, понимая, что надо давать заключение, которого нет. Конечно, Фрейд имел большое влияние, и не только в научном мире. Он легко мог бы нейтрализовать занудного Зудина – например, упрятав его в психушку. Но Фрейд был очень честолюбив, и подобный вариант означал бы признание его бессилия в случае с Зудиным. Фрейд до конца пытался разгадать загадку Зудина, но в августе тридцать девятого он бросает все попытки, а состояние его здоровья резко ухудшается. В сентябре из-за непрекращающихся мучительных болей он просит своего врача Макса Шура ввести ему смертельную дозу морфия. На столе Фрейда рядом с тем самым письмом Зудина была найдена запись: «Мистика, тёмное самовосприятие царства, простирающегося за пределами Я, Оно».

Следы Зудина так и затерялись в Париже. Есть версия, что он перебрался под другим именем в Штаты, куда переместилась психоаналитическая мысль, и даже работал психоаналитиком в трумэновской администрации, с чем и связывают возникновение доктрины Трумэна и начало Корейской войны. Но это лишь версия.

Мы выпили водки. Он и я смотрели на карту Европы, и мне показалось, что карта становится рельефной. Сверху карты выпуклыми буквами проступает надпись «Третий Рим». По карте снуют маленькие человечки с криками «Мы избранны! Мы избранны!». Затем поочерёдно, но очень быстро человечки превращаются в термитов в одеяниях античных варваров и вгрызаются во всё подряд, разрушая до основания. Карта ТретьеРимска рвётся на части и, поднимая пыль, падает на меня. Я бегу вон, отмахиваясь на ходу от самоизбранного народа.

Один соотечественник говорил мне, что страной – было время, – правили евреи и педерасты. Я сказал ему, что попадались и русаки. Говорят, он успокоился.

– Вы опять медлите! – это был тот быстрошагающий мужчина. – Все уже на встрече с американцами, – он указал на улицу, по которой шла делегация людей иностранного типа. Вокруг них клубились уверенность и оптимизм. Это шли американцы. Они были патриоты, и у них были доллары. Их сопровождали власти и толпа. Вся эта процессия подходила к клубу. Из клуба вышел пьяный мужчина в китайских трусах в виде американского флага. Мужчина упёрся головой в единственную колонну клуба и стал мочиться в трусы. Процессия замерла, дожидаясь финала процесса. На лицах американцев выразилось недоумение и что-то вроде гнева. Один из американцев спросил:

– Этот человек таким образом выражает протест против внешней политики Америки?

Смущённый представитель власти поспешно успокоил:

– Этот человек просто выпил. Он сделает то же самое в любые другие трусы.

Другой американец ехидно поинтересовался:

– А с трусами в виде российского флага он так же поступил бы?

– Я таких трусов ещё не видел, но, думаю, – представитель власти на секунду задумался, – думаю, и туда бы наложил.

Толпа засмеялась. Мужика быстро увели. Представитель власти пообещал постирать трусы за счёт бюджета области. Американцы выдавили улыбку и сели в джип ГРАНД ЧЕРОКИ. Я вспомнил, что ЧЕРОКИ – это название индейского племени, которое колонисты перебили вместе с бизонами. ГРАНД – дворянин высшего общества. Получался дворянин с томагавком. Затем я вспомнил их боевой вертолёт АПАЧИ. Это тоже индейское племя, которое также перебили. Каково же воевать в таком вертолёте? Как сказал мне один соотечественник, «умом нам Штаты не понять».

Я взял в баре банку пива и пошёл гулять. Смеркалось. Я не заметил, как забрёл на большое картофельное поле, где американское пиво вызвало во мне сильнейший приступ славянской сентиментальности. Я стоял в грязи и смотрел на звёзды. Проступившие слёзы были их продолжением. Вдруг звёзды замерцали сильнее, становясь больше и ближе. Вокруг всё поплыло, словно какие-то волны колебали воздух и землю. Каким-то чутьём я ощутил, что это токи Времени пронизывают пространство, создавая коллапс эпох. Отдалённо слышалось что-то похожее на голоса очень многих людей. Тем же чутьём я ощутил, что вошёл в ноосферу – разумную оболочку Земли. В этот момент звёзды покинули свои места и выстроились в светящиеся буквы. На чёрном небе появилась надпись: ОТ УМНЫХ РОЖДАЮТСЯ УМНЫЕ. Из-под этой надписи выходили светящиеся имена и даты, опускаясь за горизонт поля. Некоторые имена я узнал – там была и моя фамилия. Я понял, что это список погибших и репрессированных. Он длился нескончаемо долго. Меня трясло. Никаких мыслей. Мозг обнажался, открываясь ветру Времени. Наконец список кончился. Медленно распалась надпись. Звёзды заняли свои места в созвездиях. Светало. Меня трясло от холода. Славянская сентиментальность сменилась славянской нетерпимостью. Я стал орать благим матом, бегая по полю и понося всех и вся. Вдруг кто-то тихо сказал:

– Угомонись.

– Кто здесь, мать вашу?!

– Это мы, эльфы – духи этого картофельного поля. Стой спокойно. Скоро к тебе, как и ко всем остальным, спустится ангел и скажет, что нужно делать, чтобы было всё как надо.

Стало светло и тихо. Крупными хлопьями шёл снег. Сквозь него стал проступать лик ангела. Он внимательно всматривался в мои глаза и хотел что-то сказать. Затем в его лике появилось сомнение, но он всё же начал говорить. Я смотрел в его глаза и ничего не слышал. Потом до меня донеслись отдельные слова и обрывки фраз. Я хотел переспросить, но в его глазах блеснуло раздражение. Он махнул крылами и улетел. Завыла вьюга. Ангел бесновался в бессилии. Я с трудом выбрался с картофельного поля. Тут повстречался мне один соотечественник с мешком картошки и, указывая на поле, сказал: «Проба демократии в России сходна с введением на Руси картофеля: слышали, что вкусно, но не знают, что именно. Пока не клубни едим, а ягоды, потому и травимся».

Он ушёл, а я вышел на дорогу и услышал звон бубенцов. По снежному насту неслась тройка белых коней. За ней – сани в снеговой пыли. Возница в мехах с головы до ног – нипочём ему снежные брызги. Поравнялся со мной – одной рукой правит, другой – меня в охапку и в сани. Достал карабин и давай палить, аж уши заложило. А кони в лёт, вихри в гривах. Но – чу! От коней тех рёв разносится, потому не кони то, а танки в белый цвет выкрашенные. Выхлоп чёрный со снежной пылью мешается. Да и возница в маскхалате белом всё из карабина палит. Нагнулся ко мне и в ухо орёт: «Конституционный порядок наводить едем!». «Не хочу!» – закричал я и выпрыгнул в сугроб. А возница всё смеётся и по сугробу из карабина садит. Залёг я за дерево. Возница по нему – кора в щепки. Да увезли его танки. Едва их рёв затих, как другой послышался. Разбудила стрельба медведя. Вылез он – злой – из берлоги и ко мне. Я лес одним махом покрыл. Выбежал на поляну – там изба. Я уже был в избе, а в лесу ещё ревел русский медведь – бессмысленный и беспощадный.