Вероника Торгашина - Портрет неидеального мужчины

– Ну ты, мать! – изрекла Милка менторским тоном, пролистав блокнот, испещренный Дашиными каракулями. Почерк у Даши был отцовский – художественный: «палка, палка и лыжа сверху», как сам же папа и шутил. – Дала стране угля.

– А что, что-то не так? – Даша встревоженно вытянула голову, заглядывая через Милкино плечо на результат своего кропотливого труда.

Они с Милкой сидели на одной из стареньких, медленно превращающихся в рухлядь скамеечек в Мариинском парке, и пили приторный горячий шоколад из картонных стаканчиков. Восьмое сентября – ранняя осень, граничащая с летом, однако ее легкий запах, с примесью дыма, красных яблок и пожухлой травы, струйкой проникал в легкие при каждом вдохе, а жидкий солнечный свет запек до рыжеватой корочки буйную еще листву Труханова острова, массивы высоток Русановки и прочие пейзажи берега Днепра, который открывался прямо за кованым ограждением.

– Он не твой идеал, – продолжила Милка, – он – идеал в принципе!

– Ну и? – Немного успокоившись, Даша с наслаждением вдохнула. Этот запах отчетливо ощущался в Мариинке, даже казался сладковатым. – Анкета как называется?

– Анкета – это одно, а он в натуре идеал, – Милка захлопнула кожаную обложку с серебряным тиснением. – Я понимаю, живя в двухуровневой квартире на Печерских Липках, имея таких родителей и такую внешность, можно мечтать широко. Но в пределах нашей галактики!

Даша скривилась, – незаурядной собственную внешность она никак не считала. Длинная, почти до пояса, копна волос, чей природный пигмент был вытравлен Дашей еще в старшей школе; было бы не лишним заметить, что за эти годы на краску тона «блонд» было истрачено по меньшей мере состояние. Тонкая бледная кожа, не теряющая стойкости к загару при всех Дашиных ухищрениях; серо-голубые глаза с золотыми вкраплениями – ну, такого цвета глаза у каждого третьего в нашей стране, не так ли? Необычны разве что тем, что по-детски огромные; хотя этого детского в Даше было так много, что ей редко кто давал больше двадцати лет. Вот нос, к примеру, – курносый, длинноватый, с заточенным кончиком. Пухлые губы – чуть пухлее, чем у большинства, – благодаря тому, что в трехлетнем возрасте Даша, упав, разбила себе лицо, накликав тем самым на головы папы и двоюродной сестры Тани праведный мамин гнев. В общем-то, пропорциональная фигура, при росте сто семьдесят сантиметров и длинных стройных ногах Даша даже могла бы претендовать на завидное звание худышки, однако препятствовали этому несколько предательских «кэгэ», освоившихся в нижней части туловища и, похоже, там и прописавшихся.

Не любила Даша и выпады в сторону ее семьи, пусть и от лучшей и близкой подруги. Было бы справедливо сказать, что родители практически никогда и ни в чем Даше не отказывали. Дашин отец владел небольшим пивным заводом, и, невзирая на то, что это его дело было еще довольно юным, вовсю его расширял; еще одно производство готовилось к запуску в Ровно, говорил папа и о планах на открытие филиала в Одессе или Одесской области. Отец провел молодость в Германии, поэтому много рассказывал о пиве и разбирался в нем. В свои пятьдесят с лишним он обладал таким недюжинным запасом энергии, что вызывал зависть у тридцатилетних. Мама Даши уже лет десять служила главбухом в типографии; несмотря на тотальную загруженность на работе, она обожала готовить, – надо отметить, что удается ей это виртуозно, – и никогда не доверяла уборку стадвадцатиметровой квартиры чужим рукам, привлекая к этому занятию только самых близких. Но вот сделать это было не так просто – папа активно решал организационные вопросы и последнее время бывал в разъездах чаще, чем дома, а Таня, двоюродная сестра Даши, которую Дашины родители удочерили в шестилетнем возрасте, в свои тридцать два года уже давно была отрезанным ломтем: работала в Венгрии переводчиком с мадьярского, стабильно из года в год меняла женихов и в семью возвращалась, в основном, для того, чтобы убедить всех в том, что очередной претендент на руку и сердце оказался подлецом.

Во многом именно по этой причине Даша, хоть и давно разменяла третий десяток, не торопилась покидать отчий дом. Конечно, отправлению в свободное плавание несколько препятствовала и зарплата в издательстве, которую по столичной шкале можно было приравнять к мизерной, однако Даша не усматривала в этом какой-то проблемы. Она не хотела оставлять маму в одиночестве, в опустевших апартаментах, видя, как та скучает за отцом.

– При чем тут моя внешность и родители, и, тем более, квартира? Квартира так точно тут ни с какого бока не стоит. Я же не альфонса собираюсь приманивать.

– Ты красивее, чем я, – решила сосредоточиться на одном козыре Милка, раскрывая коробку с пончиками и беря один с белой глазурью.

– Скажи, ты серьезно? Да ты же стройнее меня. И какие у тебя глаза, редкого зеленого цвета, и…

– О-о-о, да-а! – Как раз по этой части спорить с Милкой было делом совершенно гиблым. – Хотя, мне бы с моим весом твои «двоечки», я бы, наверное, и бегать по утрам бы перестала.

– У меня первый размер груди, если я правильно истолковала твое косноязычное замечание. – Грудь у Милки относилась к числу еще более щепетильных вопросов, нежели лишний вес. – Да и разве в этом все дело?

– Не скажи! Для меня твоя «единица» – все равно, что Памела в лучшие годы в «Спасателях». У меня свои же как выросли до «полтинника», так на нем и остановились пока.

– Я вообще не считаю, что такие формы, как у Памелы в «Спасателях Малибу» – это красиво. Скорее наоборот.

Милка едва не подавилась крошками от пончика.

– Да-а-а! Еще как!

– Что тебя так насмешило?

– Ну представь: и.о. главного тренера сборной Аргентины Лионелю Скалони на прессухе говорят, типа, да, у вас же есть Месси, с ним можно против любого соперника играть. А тренер так устало вздыхает и говорит: да ничего подобного. Под такого же игрока всю схему игры надо подстраивать! Да что там – даже я, тренер, его капризы вынужден исполнять! До меня, вон, предыдущий тренер, Сампаоли, натерпелся как мог. Из сборной Икарди убери, Игуаина – поставь. Головная боль, одним словом. Ничего хорошего в этом нету – Месси в составе иметь. Вот то ли дело, – Милка подвела черту под своим анекдотом и мечтательно прищурилась, выдерживая паузу, – Артем Милевский!

Настал черед и Даши устало вздыхать. Чувство юмора у Милки всегда било, как горный источник, – причем непременно кому-нибудь в глаз.

– А с каких пор тебе нравятся блондины?

– Не сказать, что мне всегда нравились брюнеты. Скорее, это ты у нас по их части.

– Что накачанный, то правильно… – продолжала фреймутовский пристальный рейд по анкете Милка, жуя пончики и качая ногой в зеленом «конверсе». – Хватит уже шуры-муры со всякими глистами крутить!..