Вячеслав Мешков - 228.1

Потолок был очень закопчённым, и даже казалось, что его ни разу не белили с самой сдачи в эксплуатацию здания. Ну и главное, что придавало незабываемый колорит коридору полиции, так это жуткая вонь. И неясно было, что это за запах: то ли что-то протухло в камере хранения вещественных доказательств, то ли стены впитали в себя жутчайший смог табачного дыма, который валил из следственных кабинетов ежедневно.

Через 5 минут в конце коридора послышался звук поднимающихся людей. Спустя минуту передо мной появились трое мужчин. Беридзе Г. Л. выделялся на их фоне своей сильной худобой и высоким ростом. Конвоиров было двое, один из них шёл впереди Беридзе, другой – сзади, при этом все трое были скованы двумя парами наручников, каждая из которых была зафиксирована на кисти руки конвоира и на обеих кистях рук Беридзе.

Конвоиры, следуя всем правилам доставки подследственных, сняли с Беридзе ремень и шнурки, было видно, что штаны начали спадать, и Беридзе держал одну штанину рукой, не давая ей соскользнуть.

Беридзе действительно на вид был очень молод, я бы и не дал ему 18 лет. Это был светловолосый молодой человек с яркими голубыми глазами, прямым носом и тонкими губами. Очень неестественно на этом фоне смотрелась его тонкая шея, которая казалась слишком длинной. На Беридзе были надеты синие джинсы и голубая футболка, при этом на левой руке я успел разглядеть татуировку, но что там было изображено, я не заметил.

Конвои быстрым шагом доставил Беридзе к кабинету следователя, но при входе в кабинет один из конвоиров снял со своей руки наручники и проследовал в кабинет следователя, другой же снимать наручники не стал.

– Добрый день, Георгий Лаврентьевич! Меня зовут Вячеслав Игоревич Несмеян, я буду вашим адвокатом, – громко и ясно произнёс я, при этом в этот момент я остановил свой взгляд на конвоире.

– Добрый день, – еле слышно и не смотря в мою сторону, ответил Беридзе.

В этом момент один из конвоиров снял с Беридзе наручники и дал нам возможность начать диалог, предварительно указав на конец коридора и напомнив, что у нас есть максимум 10 минут. Отойдя с Беридзе в конец коридора, я шёпотом, чтобы содержание беседы не слышали конвоиры, начал давать первую консультацию своему подзащитному.

– Я расскажу тебе кратко, что тебе грозит и чем я могу тебе помочь, хорошо?

– Да, давайте. Мне за прошедшие 6 часов уже такого наговорили, что я уже сомневаюсь, выйду ли я отсюда когда-нибудь.

– Тебя обвиняют в сбыте наркотических веществ. Ответственность за это преступление предусмотрена статьей 228.1 Уголовного кодекса России. Судя по тому, что мне озвучил следователь, у тебя нашли расфасованные свёртки с наркотиками. Судя по размеру и количеству свёртков тут либо часть 4 ст. 228.1 УК РФ, либо часть 5 этой же статьи. Для твоего понимания: часть 4 ст. 228.1 УК РФ предусматривает наказание в виде лишения свободы сроком от 10 до 20 лет, по части 5 этой же статьи тебе могут в том числе дать наказание в виде пожизненного лишения свободы.

– Что???! Как пожизненное? Вы что шутите, прекратите. Мне опера, когда меня задерживали, сказали, что максимум мне светит до 5 лет лишения свободы, а если дам показания и во всём признаюсь, то дадут 3 года, и те условно.

– Я не шучу. Ты уже подписывал какие-нибудь документы до моего приезда к тебе?

– Да, протокол допроса свидетеля.

– И что ты рассказал в этом протоколе?

– Ну, я полностью признался в том, что я раскладывал «клад» 1 1 Клад (сленг) – форма обозначения наркотиков. , то есть наркотики, в Ижевске и в пригородах на протяжении последних 4 месяцев, получая за это вознаграждение в размере 60 000 руб. ежемесячно на свою банковскую карточку. Клад я получал в оговорённом месте, при этом адрес места мне приходил в виде СМС-сообщения. После получения клада я его фасовал, раскладывал в отдельные пакеты и сообщал оператору, что я готов развозить закладки по району и области, она ответным сообщением писала мне адреса и места, куда следует раскладывать закладки.

«Плохо дело», – тут же подумал я, с учётом такого протокола допроса и данных показаний со сбыта наркотиков на хранение с целью личного употребления переквалифицировать совершённое деяние гражданина Беридзе будет крайне сложно, а фактически невозможно. Да и сроки наказания у этих преступлений различные. Если хранение наркотиков с целью личного употребления карается в среднем более или менее лояльно, и максимальное наказание обычно не превышает 5 лет лишения свободы, то вот распространение наркотиков уже влечёт более строгое наказание, вплоть до пожизненного лишения свободы.

– А тебе разъясняли положения ст. 51 Конституции России до начала дачи показаний?

– Ну, мне что-то там говорили, разъясняли какие-то права, но я уже смутно помню. О чём эта статья?

– О том, что ты вправе отказаться от дачи показаний и можешь не давать показания в отношении себя лично.

– Нет, таких разъяснений моих прав не было, мне это точно не говорили.

– Хорошо, давай так. Сейчас у тебя есть два варианта: первый – ты даёшь показания и признаёшь вину во всём в надежде на то, что тебе дадут наказание ниже низшего предела.

Согласно практике Верховного Суда наказание за аналогичные преступления назначается в виде лишения свободы сроком до 13 лет. Либо второй вариант: ты отказываешься давать показания, пользуясь положениями ст. 51 Конституции, и ждёшь моего прихода в тюрьму. Там уже будем думать, как сделать лучше, что можно говорить, а что нельзя.

– В тюрьму? Это что мне ещё придётся посидеть какое-то время? Опера сказали, что если дам показания и во всём признаюсь, то сегодня же отпустят.

– Послушай, Георгий Лаврентьевич!!! Я, конечно же, всё понимаю, ты ранее не судим и оказался тут впервые в своей жизни. Я понимаю, что для тебя это огромный стресс и прочее, но ты также должен мне полностью доверять. Понимаешь?

– Да, понимаю. Но вы тоже должны понимать, я не готов и не хочу в тюрьму. Мне сказали, что дам показания и всё, я сегодня же буду отпущен на свободу, потом суд и 5 лет лишения свободы, да и те условно.

– Тебя, ну как бы тебе сказать проще, обманули. Так устроит?

– И что мне делать, как лучше? Что вы мне посоветуете?

– Бери 51 статью Конституции, хуже уже явно не будет. На 10 день у тебя закончится карантин в СИЗО, и я приеду к тебе на краткое свидание. Там уже детально всё обсудим, что говорить, а что не говорить.

Даже не могу описать, что может чувствовать в этот момент человек, когда слышит от своего защитника слова: «Наказание вплоть до пожизненного лишения свободы». Кто-то рассказывал мне, что состояние шока было настолько сильным, что хотелось заснуть и не проснуться, напротив, другие тут же ставили перед собой задачу – покончить жизнь самоубийством, так как понимали, что ни пять, ни даже семь или тем более десять лет в неволе провести не смогут. Другие же, напротив, понимая весь ужас катастрофы, медленно сходили с ума, описывая свои ощущения как медленное расстройство личности.