Вячеслав Мешков - 228.1

Между тем молчать на моё предложение позвонить матери он не стал, разве что ему было не ясно, как ей позвонить и что сказать?

– И с чего же мне начать с ней разговор, что мне сказать матери? – спросил Беридзе, не поднимая головы.

– Говори как есть, ты задержан полицией, скажи, что у тебя всё нормально, дальше я с ними встречусь и расскажу им, как всё есть.

– Да, давайте так, – рассеянно сказал он.

Набрав продиктованный номер, я передал трубку Беридзе, который взял телефон дрожащими руками, понимая, что сейчас его жизненная катастрофа станет не только его личным горем, а горем всей его семьи: матери, отца, брата, бабушки, деда. Даже, возможно, кто-то из друзей узнает и начнёт искренне сопереживать, а, возможно, напротив, начнёт злорадствовать.

– Мама, доброй ночи, это я, Георгий, – едва не запинаясь, начал Беридзе.

– Алло, ты где, почему не дома, мы с отцом всех твоих знакомых обзвонили, куда ты пропал? – отрывистый женский голос сразу же начал истерично кричать в трубку.

– Я в полиции, меня задержали за наркотики, завтра будет суд. Адвокат сказал, что меня посадят в тюрьму и, возможно, надолго.

– Что? Какие наркотики, что ещё за шутки, что значит посадят в тюрьму?

– Это не шутки, я ему дам телефон, он сказал, что наберёт тебя, как выйдет из отдела полиции. Суд, как я понял, будет завтра днём, сейчас меня увозят в ИВС. Извини меня, пожалуйста, я очень сильно вас подвёл с отцом, я не шучу про наркотики и про тюрьму.

В кабинете повисла гнетущая тишина, Александра Игоревна сделала вид, что заполняет какие-то документы, я просто отвернулся от Беридзе в сторону, подойдя к окну, чтобы не смотреть ему в глаза, так как он начал плакать и просить прощения у родителей. Эти слёзы не были слезами отчаяния или боли, эти слёзы были слезами разочарования в себе.

Закончив разговор, он передал трубку мне в руки и начал вытирать глаза. Александра Игоревна учтиво предложила ему сделать пару глотков воды, но он отказался. В кабинет вошли конвоиры и начали надевать на Беридзе наручники, которые, закрываясь на запястьях, щёлкнули в кабинетной тишине особенно громко. Впереди был суд, который должен был определить дальнейшую участь молодого человека.

Попрощавшись с Александрой Игоревной, я направился к выходу из отдела полиции. Отдав разовый пропуск в дежурную часть, я наконец-то вышел на улицу и вдохнул свежего воздуха, тем более на улице стало чуть светлее.

Эх, как же я люблю, когда утро действительно доброе и солнечное, а не какое-то хмурое или промозглое. Меня ещё с детства притягивало чистое небо, а также штиль и отсутствие ветра.

Приятно в обычный день, просто подняв голову вверх, любоваться небом, созерцая его охват и бесконечность. В такие моменты я обычно вспоминаю своё детство, было весело придумывать и создавать на небе целые миры, состоящие из облаков, а также рисовать в своём воображении воздушные замки.

Тут над тобой пролетала условная Италия в виде утончённого женского сапога, вслед за ней мчалась старушка Англия, словно крича: «А ну вернись немедленно и не убегай от меня!». Вся эта картина плавно могла начать превращаться в животных, драконов или хищных рыб, и главное – так я мог сидеть на какой-нибудь лужайке у дома или внутри двора часами, и ничто меня не могло отвлечь от этой прекрасной картины, созданной природой: ни мультики, ни кино, ни даже мамины беляши.

Что-то есть такое в небе неописуемое и необъяснимое, что придаёт ему чистоту, ту чистоту, которую мы порой ищем в нашей душе, в наших мыслях, но, увы, не находим или в силу определённых обстоятельств глушим на корню.

На часах было ровно 07:30, и на моём телефоне зазвенел будильник, я его резко выключил, пожелав самому себе доброго утра. Даша, наверное, уже проснулась и, возможно, уже поехала на работу, представляю, как она на меня зла. Ну да Бог с ней, тем более я знаю, как загладить свою вину, жаль, на завтрак не успел, мог бы поесть свою любимую овсяную кашу с молоком.

Чёрт, сегодня же моя очередь готовить завтрак, не зря мой будильник прозвенел на полчаса раньше подъёма, уверен, Даша будет зла на меня вдвойне.

С этой нехорошей мыслью я сел в свою любимую «Ауди». Так, нужно чуть-чуть прогреть двигатель и позвонить матери моего нового клиента.

Александра Игоревна сказала, что суд будет рассматривать ходатайство следователя об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу после 14:00, следовательно, лучше бы увидеться с ними до обеда, но смогут ли они приехать в наш офис, это большой вопрос.

Поколебавшись немного с формой диалога, я решил начать телефонный разговор официально, чтобы не было долгой консультации.

Набрав номер телефона матери, я плавно начал:

– Алло, добрый день ещё раз, меня зовут Вячеслав Несмеян, я адвокат вашего сына.

В телефоне послышался чуть тонкий звук явно обессилевшей женщины, слышно было, как трубку передали другому человеку со словами: «Возьми, это адвокат звонит».

– Добрый день, я отец Георгия Беридзе. Меня зовут Беридзе Лаврентий Михайлович, вы можете рассказать, что случилось с моим сыном, где он и почему говорил про какие-то наркотики, он у нас даже не курит, – громко прокричал в трубку Лаврентий Михайлович.

– По телефону я такие вопросы не обсуждаю, вам удобно будет записать адрес и приехать на устную консультацию? – отрезал я резко.

– Ну хотя бы пару слов, поймите, это мой сын, мы не видели его три дня. Мы в глубочайшем шоке и не можем в это поверить, – очень взволнованно сказал Лаврентий Михайлович, как бы сглаживая повышение тональности голоса.

Я вздохнул и начал было оправдываться, что согласно последним рекомендациям Палаты адвокатов мне категорически запрещено с кем-либо обсуждать существо предъявленного обвинения моему подзащитному, а также пересказывать кому бы то ни было показания подзащитного. Но раз такая ситуация и такое серьёзное обвинение, то кратко я могу ответить на ряд вопросов. Далее я огласил отцу Беридзе существо предъявленного обвинения, статью Уголовного кодекса, которая предусматривает ответственность за это преступление, и примерные сроки рассмотрения дела, а также уведомил, что сегодня Кировский районный суд Ижевска будет решать вопрос об избрании меры пресечения.

– Подождите, остановитесь, – живо одёрнул меня Лаврентий Михайлович, – какой ещё суд? Я вам ещё раз повторяю, мой сын не употребляет наркотики и никогда их не употреблял, он у нас даже и курить-то пробовал один раз в жизни, и за тот проступок я его сурово наказал.

– Так, я ещё раз повторяю, все консультации и разговоры о судьбе вашего сына только при личной беседе, – едва гася в себе раздражение от несдержанности, произнёс я.