Вячеслав Мешков - 228.1

Я, вообще, по идее никого не заставлял становиться наркоманом, они сами писали в чат, сами платили деньги и сами потом употребляли эти спайсы, соли, смеси, курили траву или ширялись. В итоге я просто был посредником, который выполнял работу, и ничего такого криминального и особо опасного я не сделал, да и мой адвокат, может, слишком молодой и неопытный, а может, вообще законов не знает. Нет, – уверял себя Беридзе, – всё будет хорошо, должно быть хорошо, ну не могут лишить свободы на 10 лет за несколько пакетов со спайсами».

Внутренний голос вроде как начал взывать к совести Беридзе, говоря о том, что да, ты никого не убил, не ограбил, не обобрал и даже не лишил жизни, а вот, возможно, деньги, которые ты получал от распространения этой отравы и дряни, не замараны чьей-то кровью, может, какой-нибудь торчок 3 3 Торчок (сленг) – наркоман, употребляющий тяжёлые наркотики длительное время. , перед тем как купить у тебя очередной пакетик, избил ту самую бабушку, про которую ты только что думал, или, не дай Бог, убил её, или, наоборот, обобрал её до нитки. Мысли Беридзе начали ещё больше путаться, от себя и от совести, как известно, не убежать, увы, в положении парня эти рассуждения явно опоздали.

Припарковав машину у здания суда, я тут же нарвался на неприятности с местными «охранниками».

Парковка перед судом была разделена на две части: одна была для сотрудников суда, о чём прямо уведомляла проржавевшая табличка с соответствующей надписью, выполненной от руки, другая же часть парковки (со значительно меньшим количеством мест) была предоставлена для всех иных лиц: посетителей суда, адвокатов, но не прокуроров, которым почему-то было разрешено парковать машину на стороне судейского сообщества. И по старому русскому обычаю мест для челяди, как всегда, с утра уже не было, а боярская же парковка была практически свободна.

– Молодой человек, а вам не кажется, что место для парковки вами выбрано не верно? – не представившись, начал повелительным тоном разговор судебный пристав-исполнитель, на котором зачем-то были надеты бронежилет и каска.

– Ну, во-первых, не молодой человек, а во-вторых, представьтесь и предъявите своё служебное удостоверение, – размеренно ответил я, направив в сторону представителя закона своё красное удостоверение адвоката.

– И что? Адвокат. Ну и? Вам тут парковаться нельзя, и все об этом знают! Немедленно уберите машину, в противном случае будем вынуждены вызвать наряд ГИБДД.

– А кто решил, что нам тут парковаться нельзя? Если нельзя, то вызывайте эвакуатор, составляйте протокол и увозите машину на штрафстоянку. Знаков, запрещающих мне ставить свою машину на якобы стороне судебной ветви власти, тут нет, это всё же публичное место, и какого-то забора я тут не вижу, или вы видите мир иначе?

На этом разговор был окончен, и судебный пристав-исполнитель направился за мной в сторону входа в здание суда.

Обогнав меня перед самым входом, он встал у входа и начал досконально изучать содержимое моей сумки, карманов, а также раза четыре потребовал пройти металлоискатель. Преодолев эту последнюю преграду, я наконец-то смог дойти до кабинета дежурной судьи и сообщить о своей явке. На часах уже было 14:30, а следовательно, я чуть-чуть опоздал. Помощник судьи, забрав моё удостоверение, сказала дежурную фразу: «Ожидайте».

Судя по ярким дебатам, доносившимся из кабинета судьи, там непрерывно шёл процесс или кому-то избирали меру пресечения, а возможно, просто продлевали срок содержания под стражей.

В суете дня я ни разу не вспомнил про Дашу, я же ей за полдня так и не отправил дежурной смс: люблю, целую, обнимаю. В эту минуту из зала суда вышла помощница судьи и живо сказала: «Войдите».

Зал суда был весьма просторным и очень светлым помещением, с высокими потолками, на которых были установлены многочисленные видеокамеры, а также встроенные микрофоны, что всегда вызывало у меня улыбку, так государство пыталось бороться с коррупцией и якобы запрещало судьям общаться в своих кабинетах наедине с кем-либо или тет-а-тет. У входа на расстоянии 4 метров от стола судьи стояла клетка: зарешёченная кабина высотой 2 метра и шириной в один метр, внутри кабины стояла впаянная в пол небольшая скамья. Столика в клетке не было, да он и не положен был для человека, который уже всем своим видом и нахождением за решёткой для общества, суда и прокурора был виновен, без всяких там контрдоводов адвоката, его апелляций, ходатайств и прочих ухищрений.

Через несколько минут в зал завели Беридзе в сопровождении конвоя, состоящего из трёх человек. Закованного в наручники его сначала оставили у порога, а потом, после проверки клетки на присутствие в ней посторонних предметов, завели в неё. Выглядел он очень плохо, хоть внешне виду не показывал, но было и так понятно, что прошедшие сутки были на данный момент самыми сложными в его жизни.

Поприветствовав его, я начал кратко рассказывать ему порядок судебного процесса и то, что ему говорить на данный момент можно, а что нельзя. Беридзе лишь поинтересовался у меня, позвонил ли я его родителям и договорились ли мы о встрече?

Получив утвердительный ответ, Беридзе сел на скамейку и закрыл глаза. Чуть придя в себя, он спросил у меня: «Меня отправят в тюрьму?», получив также утвердительный ответ, он задал второй вопрос: «Есть ли шансы вообще выйти или хотя бы повидать родителей?». «Шансы выйти есть, но их не так много, повидать родителей ты точно сможешь, но только в камере для краткосрочных свиданий и то только с разрешения следователя, а его не так легко получить», – ответил я.

После этого Беридзе окончательно поник и перестал смотреть в мою сторону.

Спустя короткое время в зал вошла судья, облачённая в чёрную мантию. Судья Садовникова Ольга Сергеевна отличалась от всех других судей Кировского суда своим крутым нравом, и даже хорошо, что именно она арестовывала Беридзе, так как в дальнейшем его дело она рассматривать не могла в силу уже вынесенного по нему судебного акта. Ольга Сергеевна в частных беседах с моими более опытными коллегами неоднократно выражала своё возмущение наркодилерами, кивая в сторону Китая, мол, вон смотрите, как в стране развитого социализма – распространяешь наркотики, так будь готов ответить за это злодеяние не перед судом, а перед самим дьяволом. Но впрочем злые языки утверждали, что в определённых случаях её взгляды на жизнь кардинальным образом менялись, особенно когда наркодилера защищали определённые адвокаты, но это лишь злые языки, а они могли просто врать.

– Встать, суд идёт! – громко произнесла помощница судьи.

Беридзе данное требование то ли не услышал, то ли проигнорировал, оставшись сидеть на своём месте. Как только судья села на своё место, её вопросительный взор был направлен в сторону Беридзе, который, по всей видимости, не понял, к кому было обращено требование о необходимости подняться с места.