Александр Макушенко - Рассказы умерших

Солнцелитие никуда. Всю кровь извели на ягненка, что стоит рядом с нами. Это и я тоже вместе с вами и некуда нам так было торопится. Надо было отвезти его в порт и там его утопить, хоть это было запрещено законом во всех штатах объединенной Америки.

Я и Джек Потрошитель были бы хорошей парой.. Так и я сказал своему капитану, на что получил ответ, что тот был священной личностью в его снах и не надо так шутить.

Часы били склянки, время шло незаметно. И, надо было еще раз намекнуть, что надо было и подумать о том, чтобы спрятать свою перемазанную кровью ягненка одежду.

И писать было незачем о том, что надо было делать, но все таки хотелось и выписать свою кроткую душу. И отеля не было в море, чтобы выписать тот бред, что творился на душе. И писать хотело все меньше и меньше, склянки били двенадцать и надо было признать, что…. Что то я записался.

Корабль все шел и шел и дым развевался над палубой. Я был в морской ушанке (да, была и такая какое то время назад) и тельняшке, которую, по мнению самого капитана, мне принес сам Господь Бог. Но ветер дул туда, где не было крыс, а именно в Китай. Там было хорошо, и сейчас мы и шли туда за товаром для Советского Союза. Тогда мы еще все курили и пили водку напропалую, но это было хорошее время, чтобы там не говорили те братья, что сейчас у власти.

Музыка радиоприемника развевалась над ветром и Свиридов все писал все свою песню под шестиструнную гитару, что занял у меня недавно. Больше мне не писать своей музыки, все написал он сам. Что и было довольно смешно.

С другой стороны, писать он мне не стал и начал думать лишь о том, как бы занять мою электрогитару уже на суше. Там она котировалась высоко. А здесь – еще выше.

Курить там было запрещено, там были свои правила, но на море можно было все, о чем знал капитан и боцманы, которых у нас было уже двое. Один пил, а другой его подменял. Надо было писать в судовой журнал, но о чем, знал лишь Свиридов, а его заела тоска и он смотрел на море, преисполненный печалью и думал об американцах, которые жуют табак, что вез он им он из своей страны и думал лишь о том, что их табак намного лучше.

– Зато наш – свойский! – продолжил он через какое то время. – А ты жуй, жуй, тебе говорят. Не курят его, не тот сорт, что надо сказать. И это целая муха проведала, что тебе там рассказать в своей книге, что ты пишешь на досуге. И смастеришь парусник, я то тебя знаю. И не делай вид, что нам с тобой по многу лет. Мне восемнадцать было, когда я закончил парусное судно и пошел в колледж учится. А остальные – и того раньше. Теперь никак не выкину те формулы и вычисления, что нам привелось зазубрить. Все время использую. Вот, видишь? – и он показал мне старинный секстант, что он купил на парусной шхуне, на которой не было генератора и только три аккумулятора, к которым время от времени подсоединяли двигатель, чтобы он зарядил их и стал моложе лет на двадцать. Только освещение сжарило все так, словно никакого аккумулятора и не было, а потому двигатель работал постоянно.

Не мудрствуя лукаво, он назначил мне два, и сказал еще раз, что никакого генератора там не было, а тот, что сдох и впомине не считается.

– А ты кури, кури! – продолжил он, почесывая меня за ухом, как признак поощрения. – Давно надо было уже написать эту книгу, но видимо, напишешь ее ты с моих слов, и чего бы там не говорили пираты, а есть они на целом Карибском море, и нечего опровергать истину. Теперь так, сотри все, что написал и делай так, чтобы никто не заискивал перед тобой. Ты был достойный лоцман и больше тут нечего сказать. Впервые выписался! Знаешь, особые впечатления. Может, отправить тебя на камбуз? Мы тут все хорошо готовим и тебе было бы неплохо сделать выправку своей матери, чтобы и она научилась готовить, а не только свою жаренную перловку, что мы тут едим.

Так мы жарили перловку, чтобы сберечь нервы повара, который все ее готовил и прихваливал волшебное мясо тюленя, которое туда добавлял, чтобы сбить горечь каши. Уж не знаю, с чем он ее мешал, с клопами, что ли, и видимо сударь не знает мер, приглашая на свое таинство ужина то беса, то Люцифера, что в переводе значит «Светоносный». И сам свет ему носит и прихваливал кашу, и добавлял туда кореньев – трав, которые сбавляли горечь и получалась одна картошка на вкус. И если дело было в том, чтобы сбавлять горечь то ладно, можно было бы и беса и Люцифера, так ведь сам Дьявол захаивал к нему в гости!

И с чем бы есть перловку? Мясо то ведь уже приелось, и тюленины оно ведь значит. И теперь все начнут меня хаять, ведь как ведь так, есть мясо тюленя могут только больные люди! А знаете, какое оно волшебное мясо на вкус, если приправить его перцем с чесноком и дать ему настояться часа два три в пылающем костровище судна? Не в плане, чтобы само парусное судно сжечь, а в том плане, чтобы дать ему настояться, вот ведь.

И тюленятину мы ели, и чаек многие пробовали, и говорили, что она горькая на вкус, и что делать нечего, чтобы это снова пингвинятину засунуть в нос и понюхать, чем его приправил повар…

И обычно он приправлял таки перцем с солью и давал настоятся час – другой, прежде, чем подавать на стол. Это – в Северных экспедициях, чем у нас обычно и заканчивалось лето. И лето было скудно, ведь плавали мы в широтных местностях, чем приправляли хлеб и прибаутки, что было сморщено носом и давало нам надежду плыть и высокомерно вести за собой ледоходы, которые нам «постепенись брат!» и давали плыть наперекор судьбе. Ведь мы были такие нищие и вечно матерились, когда давал нам плыть теплоход, а не тот «зеленый атомоход!». Он был шаромыжником, тот гей, который начинал все плести, о чем свет видывал и, видимо, настоялся его перец в стакане, куда он плеснул жидкого этанола, в котором настаиваются в чане детали машин. И себе, так сказать, и машине, ведь ей тоже надо пить. Вечно пьяная атмосфера….

И так и сяк, а мы Солнцелитие праздновали раз в три недели. Когда тюленя зажарим, когда пингвина сморим. А когда и чесночком отправим, чтобы сбыть запах спеси и норова, которым он отправляет воздух.

И так и сяк, а сейчас пора бы мне заканчивает книгу, видно, проголодался я. Закончим и наш рассказ о Солнцелитие, древнем священном ритуале погребения, имя которому дал капитан Норов, что в сказочных морях…. И что теперь? А что делать, если нету Солнцелития? Кто будет править на Земле? Агнец божий, и ли я сам воцарюсь? Кто подскажет? Небо расскажет, а я сам удалюсь и сделаю знак свои приближенным, чтобы они схватили того засранца, который записал все без разбору! Аминь.

Так как я труп в новом веке, то и зовут меня Труп. Я Деад. Меня повесили на стену и сделал кушаньем моя же группа, которой я поклонялся в свое время. И не надо мне нравится. Я тупой и нежный, как Деад. Мне нравились люди, которые тупые и записали альбом со своим убийцей. Это Деадмастер. Я распял и…